Эвис: Заговорщик - Василий Горъ

чувствовать боль, ощущать запахи и понимать, что гниете заживо, а можете умереть относительно быстро. Опять же, я могу выяснить ответы на интересующие вопросы у любого вашего домочадца, например, у этих вот девиц, а с вас просто взять болью за боль. Так, как когда-то отомстил еще нескольким вашим соотечественникам…

— Он ответит. Сам! — голосом, полным предвкушения, произнесла Вэйлька, села рядом, положила правую ладонь на плечо старика и обожгла его лютым холодом: — Не зли моего мужа, дед: он — единственный человек, который стоит между тобой и Бездной…

…Из Глевина выехали через Полуночные ворота одними из первых. Промчавшись между тяжеленных створок, поскакали по Торренскому тракту, обгоняя тех немногих, кто успел покинуть город раньше нас. А уже через полторы стражи съехали в русло небольшой речушки с песчаным дном и, с лошадьми в поводу, прошли по воде перестрелов восемь. Добравшись до впадающего в нее ручейка, двинулись вверх по его течению. Через какое-то время выбрались на берег, углубились в лес и еще стражи четыре двигались на восход. Все это время Вэйлька слушала лес одна. А к себе прислушиваться не позволяла, судя всему, раз за разом переживая не самое приятное событие в своей жизни. Оттаивать начала ближе к полудню, когда заметила, что я отклонился от выбранного направления и двигаюсь относительно него чуть ли не поперек. Правда, вопросов задавать не стала, прекрасно зная, что я никогда ничего не делаю просто так.

Еще через половину стражи, почувствовав в воздухе запах влаги, нахмурилась и приподнялась на стременах. Но озеро Долгое, которое я заметил с вершины одного из холмов и к которому правил несколько последних колец, не увидела, так как в этом месте нас и бескрайнюю водную гладь разделяли деревья. А где-то через кольцо, когда мы выехали из леса на небольшой обрыв и увидели перед собой ослепительно-красивое сине-зеленое зеркало, простирающееся перестрелов на двадцать в ширину и на все восемьдесят в длину, восхищенно ахнула. И, словно проснувшись, уставилась на меня широко открытыми глазами.

— На сегодня все. Приехали! — сообщил я и направил Черныша вправо, в сторону небольшого и очень уютного заливчика, окруженного двумя «подковами» — из ярко-зеленой травы и высоченных сосен.

Меньшица еще раз огляделась по сторонам, повернула голову чуть левее, чтобы правой щечкой ощутить легкий ветерок, затем спрыгнула со своей кобылки, и, раздеваясь на ходу, бросилась к воде. Последние детали туалета — коротенькую нижнюю рубашку и панталончики — сбросила в шаге от нее, влетела в озеро в облаке брызг, оттолкнулась изо всех сил и прыгнула. А уже через пару мгновений лежала на поверхности лицом вверх с закрытыми глазами.

Я присоединился к ней существенно позже. Когда разобрался с лошадьми, обустроил в тени деревьев лежку из лапника и бросил пару плащей неподалеку от кромки воды.

— Не чувствую ни одной живой души, как ни тянусь! — услышав плеск, с которым я входил в воду, негромко сказала Дарующая. Потом открыла глаза и с мольбой посмотрела на меня: — Давай заплывем подальше, а?

Я пожал плечами и мягко улыбнулся:

— С тобой — хоть в Бездну…

И нырнул. Недалеко — шагов на десять-двенадцать, чтобы напомнить супруге и о такой возможности поразвлечься…

Потребность поговорить появилась у Вэйльки после заплыва на два перестрела и обратно. Когда мы вернулись к берегу, и она смогла нащупать ногами дно, девушка обошла меня спереди, положила ладони на плечи, заглянула в глаза и, наконец, открылась. В смысле, дала почувствовать свои эмоции. А когда я ощутил в них жуткую муть, виновато вздохнула:

— Там, в доме, я упивалась местью. Мстила за маму, за себя, за то, что нам с ней пришлось перенести по пути в Лайвен. За сломанный нос Майры, за твоего Генора, которого никогда не видела, но которому с радостью подарила бы несколько десятков лет жизни. За всех тех женщин и детей, которым дед изуродовал и души, и тела, пытаясь получить вожделенный Дар…

— Когда он умер, я задохнулась от счастья… — продолжила девушка после небольшой паузы, во время которой боролась со вспышкой ненависти к деду. — А уже через половину кольца вдруг ощутила пустоту: мир вокруг показался серым, мысли, которые приходили в голову, мелкими и никому не нужными, а я сама — пустой и какой-то грязной, что ли.

Я постарался как можно ярче представить себе то, что к ней испытываю, и сразу же почувствовал ласковое прикосновение губ к шее.

— Спасибо, милый, я это понимаю… сейчас! Но в тот момент мне было до безумия страшно даже попробовать тебя услышать. Ведь последние два кольца жизни деда я упивалась только его ощущениями, а о твоих забыла! Мало того, в какой-то момент я представила, каким чудовищем должна была казаться со стороны, и до смерти перепугалась, что ты меня возненавидишь.

— Чудовищем был твой дед, поэтому та смерть, которую ты ему подарила, на мой взгляд, была слишком мягкой! — нисколько не кривя душой, заявил я. — Кроме того, убивала не ты, а мы…

— Нет, я мсти— …

— Можешь закрыть глаза и представить себе маму, Майру, Тину и Альку? — перебил ее я.

— Конечно!

— Представь, и как можно ярче! А теперь допусти, что твой дед жив, и что посылаемые им боевые пятерки могут в любой момент проникнуть в наш дом и убить меня или кого-нибудь из тех, кто тебе дорог.

От рук супруги плеснуло такой безумной стужей, что у меня на мгновение помутилось в глазах. Но мысли я все-таки не потерял:

— Теперь скажи, с чего я начал разговор с твоим дедом и чему уделил основное время?

— Расспросам о тех, кто хоть что-то знает о Дарующих и боевых пятерках! — не задумываясь, ответила она.

— Вот именно! — кивнул я. И тут же подытожил: — Рисковать тобой ради мести я бы не стал: мы приехали в Глевин для того, чтобы у нашей семьи появилось будущее!

Вэйлька сглотнула и вжалась в меня всем телом:

— Я об этом не подумала! И счастлива до безумия, что Пресветлая свела наши пути!

[1] Незабудка — местное название девушек легкого поведения, подрабатывающих на постоялых дворах.

Глава 30

Глава 30.

Седьмой день третьей десятины первого месяца осени.

С десятком наемников, нанятых в Мелеке[1] для сопровождения, дорога стала проще, но скучнее. Образ путешествующего благородного с торренкой-меньшицей, лицо