Отцовские земли - Наиль Эдуардович Выборнов

– Ты про воина, у которого герб был с вороном, который собачью башку клевал? – вспомнил я. Вспомнить было нетрудно, я ведь доспехи этого человека себе хотел забрать, а потом решил, что это доля увечного дружинника будет. Хорошая броня, только ремни починить надо, которые он прорезал. Продаст, сможет безбедно несколько лет жить.

– Это не просто воин, это боярин Николай Фомич, – ответил Лука. Назвал он его по имени-отчеству, но не от великого уважения, а просто потому что прозвища у этого рода не было. – Один из курских бояр, что наместнику служили, но не из старого рода. Его отец твой в бояре поверстал совсем незадолго до смерти своей, он его дружинником был, сотником и воином справным. Но Георгия поддержал одним из первых, за что тот ему две деревни подарил и изрядное хозяйство в городе.

– И причем тут он? – спросил я.

– Так боярин умер, не простой человек, – ответил Лука Филиппович. – Остальные об этом узнают и задумаются. Кто-то уже сейчас хочет на твою сторону перейти, но боится, а остальные просто умирать не захотят. Да и сам наместник это понимает, у него ведь в войске сейчас как минимум треть боярская. Ведь всякое может случиться, они могут в вылазку уйти, а потом оружие побросать и на нашу сторону перейти. И останется наместник с двумя сотнями из четырех. И что тогда?

– Так-то оно так, – я снова потер лицо. Спать хотелось, но у меня еще были дела. – Да только почему наместник не сдался до сих пор? Мог ведь себе изгнание выторговать вместо казни.

– А ты бы его отпустил?

Этим вопросом Лука Филиппович застал меня врасплох. Мог бы я отпустить убийцу своего отца, тем более зная, что он может вернуться. Да ни в жизнь! Только костёр, другой судьбы для него я не вижу. Ну или смерть в бою, если ему повезет.

– Скорее нет, чем да, – ответил я.

– Ну и какой ему резон сдаваться? – спросил боярин Лука. – Ты Дмитрия убил в поединке, Ивана живьем сжег, и Георгию такую же участь готовишь. А так, знаешь, пока он в городе сидит, может пожить еще сколько-то, повластвовать даже. А, может быть, и надеется на что-то. Надежда она, знаешь ли, всегда нужна.

С такой точкой зрения не согласиться было нельзя. Ну с какой стати моему врагу облегчать мне жизнь и сдаваться? Нет, он до последнего держаться будет.

– Пойдем пленных допрашивать, боярин Лука, – сказал я. – Да и посмотреть надо, как их разместили.

И мы вместе двинулись по лагерю.

Да, с пленными тоже странная штука получилась. Понятное дело, что мечи и доспех мы у всех поотбирали, как и любое другое железо, включая засапожники и даже ложки, потому что и заточенной о камень ложкой можно кому-нибудь глотку вскрыть. Но воин – сам по себе оружие. Даже с камнем, даже с голыми руками, он может оказаться опасен. Смертельно. И как мне было разместить полтора десятка таких, если даже под надзором они могли натворить дел?

Пришлось думать. И идею подсказал мне осадных дел мастер, и даже взялся ее реализовать. Из дерева, что у нас было, кусков металла и кожаных ремней его подчинённые быстро собрали полтора десятка колодок, в которые мы и заковали пленных. Кормить их и поить пришлось моим воинам, но это несложно, а безопасность дороже.

Держали мы их в нескольких небольших шатрах, в которых даже жаровни стояли, чтобы никто от холода не помер. Держать всех вместе было рискованно, даже несмотря на колодки. Вдруг кто-то высвободится и сумеет освободить остальных? Береженого Бог бережет, пусть эти палатки и находятся под постоянной охраной.

Вместе с боярином Лукой мы прошли через весь лагерь и вошли в один из шатров. Пленные лежали на соломе в разных углах палатки. Кое-кто из них был перевязан, кому-то повезло выйти из боя без ран, но выглядели они бодро. Никто не умирал. Ну, оно и хорошо, нам еще их на Никиту обменивать, если наместник, конечно, согласится.

– Есть тут десятники? – спросил я. – Или сотники?

Воины переглянулись между собой. Что толку мне спрашивать обычного воина, что он может знать? Вот десятник или сотник – другое дело, они рассказать смогут многое. Сотник уж тем более, потому что он наверняка бывал на совете у наместника. Правда, взять сотника живьем – не такое простое дело. Сам он точно не сдастся.

– Ну, так есть или нет? – снова задал я вопрос.

– Я – десятник, – ответил один из дружинников наместника, мужчина в рубахе и окровавленных портах, на бедро которого была наложена повязка. Видимо, один из стрелков Яна поработал. И повезло, что кровяную жилу не порвал, иначе истек бы он кровью.

– Боярский десятник или наместничий? – спросил я.

– Наместничий, – сказал он.

Это хорошо. Боярского десятника никто на совет не пригласит, да и пересудов и сплетен среди них обычно меньше. Они ведь в своем котле варятся, с наместничьими не смешиваются, так что и разговоры у них свои. И о самом Курске они знают гораздо меньше, потому что большую часть времени проводят не в городе, а в усадьбах.

– Боярин Лука, помоги ему подняться, – сказал я. – Пройдемся, поговорим.

Боярин послушался, подошел к лежащему на соломе воину, обхватил его и одним рывком поставил на ноги. Идти тот, конечно, не смог, раненый же, но Лука Филиппович поддержал его. Ничего, тут недалеко, дойдет. И в том, что босиком тоже ничего страшного. Сапоги мы с них сняли по настоянию самого боярина, потому что по холодной и мокрой земле босым ходить вообще не комфортно. И бежать неудобно будет.

– На пытки поведете? – спросил один из пленных.

– Не говори им ничего, Кухарь! – сказал еще один.

– Вы уже видели тех, кто у нас в плену побывал, – сказал я. – Из тех, кто в Орле сдался. И что, похожи она на тех, кого мы пытали?

Никто мне не ответил. Остается надеяться, что молчали они не из-за упрямства, а из-за того, что задумались. Это, пожалуй, самое главное для меня – заставить союзников моих врагов задуматься. Причем, не тех союзников, что с ними по злому умыслу, алчности или еще почему. А тех, кто считает, что помогать наместнику – их долг, и это наоборот делает их людьми чести. Такие ведь еще могут на мою сторону встать,