Отцовские земли - Наиль Эдуардович Выборнов

Да, он тут же поплатился за это, потому что следующим ударом ему отсекли руку вместе с мечом. Я дернулся, было, чтобы защитить его, но уже не успел. Воин закричал, страшно, отшатнулся назад. Оставалось надеяться, что те, кто сейчас остался позади, успеют перевязать его до того, как он истечет кровью. Понятное дело, жить калекой никому не хочется, но воину, пожертвовавшему ради меня конечностью, никогда не придется просить милостыню. Уж я найду ему такую работу, на какой он сможет жить безбедно даже с одной рукой. Мало ли у меня найдется дел для воинов, пусть и увечных.

Увечного оттащили назад, а его место тут же заняли еще двое. Строй держался, да и не смогли бы враги его прорвать, нас было слишком много, и мы наседали сразу с двух сторон. Очень хотелось оглянуться, посмотреть, как наши держатся, но мне было не до того, я рубился сразу с двумя курскими. Времени для того чтобы бить в ответ они мне не оставляли, я успевал только отражать атаки щитом и клинком.

Проблемой было то, что один из них был вооружен не мечом, а бородовидной секирой. Несколькими ударами он измочалил мой щит, даже несмотря на то, что он был по краю окован железом. А потом он рубанул и умудрился отсечь целый кусок основы моего щита.

Я отбил очередной удар от того из курских, что был вооружен мечом, а потом резким движением бросил щит в сторону врага. Он отреагировал мгновенно, вбил секиру в деревянную основу, да только вот я уже не держал ее, так что рубил он просто летевшее в него дерево. А мой клинок проморгал, я ударил одновременно с броском, целясь в щель в доспехе.

Воин хоть и был здоровенный, но на нем был не пластинчатый доспех, который несомненно выдержал бы удар, и даже не кольчуга, а обычная кожаная куртка с нашитыми на нее железными пластинами. И удар мой пришелся ровно в щель между пластинами.

Я провернул клинок, выдернул, и топорник упал на землю. Второй тут же попытался отсечь мою руку, но я успел отреагировать, отдернул руку, перехватив рукоять меча обеими ладонями, и жестко заблокировал его клинок, вошел в клинч. А потом шагнул вперед и, что было сил, долбанул локтем ему в лицо.

Когда лица касаются кольца кольчуги, это всегда неприятно, они сдирают кожу и оставляют ссадину. Но я бил ему точно в нос, и, как мне показалось, даже услышал хруст сломанных костей. Воин вскрикнул, отпрянул назад тем более, что я толкнул его, что было сил, а потом выбросил меч вперед и самым кончиком рассек ему горло.

В свете горящего камнемета и факелов я увидел, как темная, почти черная кровь, брызнула у него из раны, смешиваясь с той, что текла по лицу курского воина из разбитого носа. Выронив меч и схватившись обеими руками за шею, дружинник упал на колени, пытаясь унять кровь. Но это была уже агония.

Впрочем, напротив меня уже был еще один из курских. А щита у меня не было. Я едва успел наклониться и подхватить с земли секиру, которую без особого труда выдернул из собственного же щита. Вот так, будет чем отвести удар, тут и топорище большое и древко оковано железом. Обоерукому бою я, конечно, не учился, хотя мог, тот же боярин Лука умеет управляться с двумя мечами, но сейчас мне это было не к чему.

Враг атаковал просто и бесхитростно, рубанул меня сверху вниз, будто я был деревянной чуркой, которую он планировал разрубить пополам. Естественно, этого у него не вышло, я сместился в сторону, подставив под его удар свой клинок. Его оружие не выдержало жесткого столкновения и переломилось, а я в очередной раз порадовался тому, что меч моего отца выкован из превосходной стали.

Ему бы бросить в меня свой меч и отскочить, попытаться подобрать оружие кого-нибудь из павших собратьев, но он этого почему-то не сделал, не додумался, наверное.

Он попытался парировать мой удар огрызком меча, и даже сумел отвести его в сторону. Тогда я бородкой топора зацепил щит, рванул его на себя и тут же кольнул в открывшееся пространство. Мой клинок легко пробил кольчугу и погрузился в тело, я провернул его и вытащил.

И остановился. Врагов кругом больше не было, мы убили всех.

Наконец-то я смог осмотреться. На земле лежали трупы и раненые, их было много, как с нашей стороны, так и со стороны курских. Но передо мной курских уже не было, а все потому, что они отступали. Выстроив строй, они пытались прорваться в сторону крепости, и у них получалось, потому что строй моих дружинников с той стороны был слишком редким. Так уж вышло, это ведь была дальняя от нас сторона, и не все добежали до туда, вступив в бой слишком рано.

У камнеметов уже не дрались, всех, кто был там, убили. Увидев боярина Луку, я почувствовал радость, мой ближник был жив, но вопреки своему обыкновению не рвался в бой, а командовал теми, кто тушил камнеметы. Курским удалось зажечь и второй, но его люди боярина уже успели потушить. А вот с тем, что подожгли первым, все было плохо, он горел, причем горел хорошо. Даже несмотря на дождь.

Потушить его можно было бы только выстроив цепь людей от реки, да чтобы все быстро передавали воду. Да только не было у нас такой возможности, тем более, что бой еще не закончился.

Засвистели стрелы и курские, которые должны были вот-вот прорвать строй, стали падать на землю один за другим. Это вступили в бой лучники боярина Яна. Стрелы в дождь летели плохо, поэтому и пришлось подойти к нам достаточно близко, но это сработало. Курских осталось около трех десятков, и они падали один из другим.

– Сдавайтесь! – заорал я. – Вам не уйти! Мечи на землю!

Нам нужны были люди для обмена, я все-таки надеялся, что наместник согласился выпустить боярича Никиту из застенков. Несколько курских бросили оружие и подняли руки, в основном те, что были в хвосте их строя, но первые, недосягаемые для стрел из-за того, что оказались прикрыты товарищами, продолжали продавливать наш строй.

И им удалось пробиться.

Тот из курских, что стоял на острие атакующего клина, срубил моего дружинника, отмахнулся от второго. Несколько шагов, и