Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3) - Сергей Фомичев

Дело двигалось быстро. Не только светлейший Потёмкин или де Рибас умели пустить пыль в глаза в восемнадцатом веке. Шхуна обрастала ребрами, бортами, палубой, причем борта монтировались с русленями, бархоутом и буртиками, а сегменты палубы имели готовые люки с комингсами, битинги, брашпили, нактоуз, лебедки для поднятия парусов и прочие механизмы и дельные вещи. Шхуна переходила от цеха к цеху и понемногу спускалась вниз по склону, а на смену ей на конвейер уже выползал новый киль.

В отличие от Потемкина, который делал фрегаты заранее и лишь спускал их на глазах удивленной публики, Тропинин смог показать сборку в реальном времени и это особенно поразило Колычева. Даже я, зная что нас ждет, был заворожён слаженной и быстрой работой сборщиков, а Колычев и вовсе отставил в сторону чашку и наклонился, как болельщик перед телевизором, когда в футбольном матче ожидался красивый гол. На самом деле шли часы, но казалось, будто сборка идет минуты.

Борта не имели ни одного изогнутого фрагмента и набирались словно самолет F-117 из одних лишь прямых панелей. Это стоило шхунам узла хода, по утверждению Тропинина, а также делало нос более тяжелым и почти непригодным для размещения людей или груза — там находилось чудовищное переплетение массивных шпангоутов, стрингеров, брештук и других силовых элементов даже не имеющих названия. Эта часть набора собиралась отдельно и монтировалась на киль и форштевень единым блоком. Полдюжины рабочих растягивали веревками груз, пока кран опускал носовую часть в нужно место. Ещё столько же караулили у пазов и стыков чтобы закрепить конструкцию, когда пазл сойдется.

Пока одни рабочие конвейера возились с носом, другие навешивали баллер с рулем, прокладывали штуртросы, а потом ещё один кран подавал поверх всего этого хозяйства уже собранную казёнку — с перегородками, иллюминаторами, люками.

На последнем этапе сборки на корпус ставили бушприт и мачты с уже готовыми гафелем и гиком, закрепляли ванты, штаги, другой такелаж. Но здесь его ставили по упрощённой схеме — достройкой и отладкой занимались позже, уже на плаву.

Мастер, отвечающий за ход сборки конкретного экземпляра, всё это время шел вместе с шхуной и отмечал на особом листе выполненные операции. В завершении он прикладывал раскалённое клеймо к кормовой доске. «02016» — значилось под вензелем верфи. Тропинин штамповал шхуны как немецкие подводные лодки, имена придумывали владельцы. Первые две цифры означали серию, следующие три — номер.

— Мы ставим клейма поменьше на шпангоуты и киль, что позволит узнать шхуну, если её захватят пираты.

— Пираты? — удивился капитан.

— Морские разбойники, — пояснил я.

— Я знаю что такое пираты, — с легким раздражением заявил Колычев. — Приходилось встретить берберийскую галеру. Но откуда пираты здесь?

— Не исключено нападение кого-то из конкурентов, — ответил я. — Люди здесь суровые, не брезгуют и разбоем, если решат, что им сойдет с рук. Но в основном мы имеем в виду китайских пиратов. Они кишмя кишат на подходах к Кантону, и южнее, у берегов Вьетнама, и восточнее, возле Формозы и даже Кореи.

Мы успели дважды перекусить, когда наконец, первая шхуна сползала в воду, а рабочие веревками отбуксировали её к пристани, в то время как другие вытаскивали из воды колесные тележки, чтобы затащить их наверх. Тем временем из первого цеха появился третий киль.

— Этот последний на сегодня. На большее сейчас нет покупателей, — виновато сказал Лёшка. — Одну заказали зверопромышленники, а две пойдут вот ему.

Он показал на меня. Пришлось признать:

— Я имею в долю в верфях и привилегию приобретать суда по внутренней цене.

— И сколько же это выходит?

— Три тысячи рублей или полторы тысячи астр.

— Так дёшево? — удивился капитан.

— Серебром, не ассигнациями. Но зато цена включает всю основную оснастку.

— Однако!

Кое что в снабжении кораблей он понимал, не зря провел столько времени в Ливорно при казенных закупках.

— Правда взамен я обязался поставлять верфям железо по ценам не выше сибирских. И поначалу это было делом убыточным, но теперь налажена добыча на континенте. Железо там пока скверное, много угля уходит на выделку, однако это лучше чем тащить через всю Сибирь.

Мы не стали дожидаться достройки второй шхуны, тем более третьей, а отправились вниз. Демонстрация заняла пять часов и Лёшка уверял, что это был рекорд сборки, а обычно уходило восемь.

— Конечно, сегодня я нагнал вдвое больше народу, а в цехах имелся запас всех узлов и деталей, — признался Тропинин. — Тем не менее, при желании мы можем выпускать шхуны быстро и в любых количествах.

Сюда мы добирались на лодке Аткинсонов, но обратно Лёшка решил прокатить капитана на конке. Почти все рабочие были на верфи и пассажиров кроме нас не оказалось, так что мы могли говорить свободно.

— Это не просто коммерческий флот, — сказал я, покачиваясь из стороны в сторону из-за неровных рельсов. — Случись, скажем, большая война, каждый второй судовладелец выкатит из сарая запасные пушки и поставит на палубах батареи. А волонтеров в городе всегда было с избытком.

— Что смогут ваши канонерки против настоящей эскадры?

— Ну, пожалуй, эскадру линейных кораблей мы не осилим, — согласился я. — Однако кто решится посылать сюда эскадру? А главное, что она сможет здесь сделать? Тысячи вёрст побережья не удержать кораблями. Пока они будут гоняться за нами по всему океану и обыскивать бухты, мы отстоимся в проливах, или спрячемся в заливе Сан-Франциско под защитой береговых и островных батарей.

И что дальше? Линейные корабли, даже фрегаты — дорогие игрушки. Рано или поздно запасы иссякнут, а пополнения в этой части океана нашим противникам взять негде. Даже многочисленные испанские миссии вряд ли прокормят тысячи ртов. Рано или поздно, эскадра уйдёт восвояси. Тут-то мы вылезем из щелей и отыграемся на тех, кто замешкается. Поверьте, налёт на Макао, Батавию или Манилу для нас не вопрос, не говоря уж об испанских портах этого берега. Только головешки от их торговли останутся. Мы можем блокировать коммуникации вплоть до Индостана.

Глава тридцать третья. Вызов

Глава тридцать третья. Вызов

Наши с Колычевым отношения двигались к поединку. Нет, не к тривиальной битве на шпагах или дуэльных пистолетах. Там многое зависит от случайности, пусть даже от хладнокровия, выучки или опыта; там выявляется превосходство личного плана, но никак не высшая истина, чего бы не утверждали предки, превозносящие поединок. Мы с Колычевым не соревновались в крутости, но жаждали утвердить именно правду. Каждый свою. И потому шли к какому-то особому поединку, эпическому, способному расставить точки над «и».

Я вложил в дело душу, мозги и большую часть сознательной жизни. Разумеется, после этого я считал, что всё вокруг создано моей волей и должно оставаться в ней (что немного входило в противоречие с желанием получить самодействующую систему). Капитан же считал, что монаршая воля, которую он пусть и опосредовано представляет, главнее моей. И, конечно, не только и не столько борьба за власть были корнем наших разногласий. Мы были продуктом разных эпох, причем он находился в своей, а я вломился без спроса. Это определяло различную ментальность, опыт, подходы к общественному устройству и экономике. Как я, так и он вполне понимали противоположную точку зрения, но не принимали её.

Для меня в этом противостоянии имелся ещё один важный аспект. До сих пор я бросал вызов самой природе, историческому процессу, социальным законам, чему-то умозрительному или слишком обширному, аморфному, а трудно бороться с тем, что не имеет сущности, либо сущность эта запредельна. В Колычеве я, наконец, персонифицировал противника. Причём он был посланцем обеих суровых дам — истории и империи.

Выбор «оружия» я оставил за собой. И так все удачно сложилось, что как раз в это время вернулся с задания Анчо.

* * *

В наших завоеваниях до сих пор оставалась серьёзная прореха. Мы втянулись в освоение прибрежных земель и развитие городов, затем увлеклись заморскими походами, оставив до лучшей поры земли тлинкитов, а вместе с ней и внутренние территории Аляски. Мы просто не знали, как одолеть первых и подступиться к белому безмолвию. Небольшие экспедиции не приносили успеха. Меховщики пытались проникнуть вверх по небольшим рекам, вроде Медной, но натыкались на неприступные горные хребты. Лазейки наверняка были, но их ещё следовало отыскать. И нужно было спешить. В противном случае мы рисковали