Муля, не нервируй… Книга 5 - А. Фонд

Я договорился с ними и, довольный тем, что замутил такую аферу. Вот теперь-то я начну новую начальницу ставить на место.

Краем глаза я увидел лицо Лёли Ивановой — вытянутое и словно злое, как будто она ждала чего-то другого. Она смотрела на меня с непонятным выражением. Словно хотела понять — что я задумал. С ней также предстояло ещё много мороки.

Я уже собрался уходить, но тут меня окликнула Надя:

— Подожди, Муля! А какая тема будет в лекции?

Я задумался, немного постоял и ответил:

— Ну, у нас два варианта: «Как стать красивой и всем нравиться», и второй вариант… — я хитро посмотрел на них, — «Механика успеха. Секреты и тонкости».

— Второй! Второй! — зашумели девчонки.

— Ну хорошо, — кивнул я, — для меня без проблем. Мы можем сначала поговорить об этом, а в следующий раз — о красоте.

Так мы договорились и разошлись.

Они отправились работать, а я — к Козляткину.

При виде меня шеф покраснел, потом побледнел, потом лицо его стало сердитым, и он воскликнул:

— Где ты пропадаешь, Муля⁈

На это я пожал плечами и ничего не ответил. Я уже давно понял: с Козляткиным лучше вот так. Он тогда сам всё вывалит.

— Сколько можно шляться! Ты доиграешься! — сердито воскликнул он. А потом зарядил нотацию минут на двадцать.

Монолог Козляткина продолжался и продолжался. Он говорил о дисциплине, о морали, о доверии, о том, что я обязан быть примером для других, хотя сам-то он никогда так не делал. И всё это время я терпеливо выслушивал, не перебивая, ни разу даже не подняв голос.

Когда он немного успокоился, я сказал:

— Сидор Петрович… в общем, тут такое дело — у меня больше нет мотивации работать дальше. Я написал заявление по поводу увольнения.

Он замер. На секунду показалось, что он даже задержал дыхание. Потом рассмеялся коротко и зло:

— Муля, ты только грозишься этим постоянно. И уже в который раз? Один раз ещё это действовало, второй — более-менее. Сейчас я уже к этому отношусь скептически. Привык, знаешь ли, к твоим угрозам.

— Как вам угодно, Сидор Петрович, — пожав плечами, сказал я, — но я предательство не приемлю.

— Предательство? — возмущённо переспросил он, чуть повысив голос. — Это ты о чём?

— Вы сами прекрасно знаете!

— Муля, ты на меня обижаешься за квартиру? — примирительно произнёс он.

— Да, Сидор Петрович. Именно за нее.

— Так вот пойми, надо было так сделать, чтобы проект вернулся к нам. Без этого не получилось бы…

— Этот проект и так бы к вам попал, — перебил его я. — Эдак или иначе. Просто вы решили сыграть свою игру, Сидор Петрович. А в результате пострадал я.

— Я ни в какой мере не собираюсь там жить, — сказал он, замявшись. — Мы через неделю проведём акты, комиссию, приёмки, всё, как положенно — и в эту квартиру поселим тебя.

Я демонстративно промолчал.

— Скажу так, — добавил он, как бы оправдываясь. — Я знаю, что ты хотел именно эту квартиру. Именно на Котельнической. Поэтому и провернул такую схему. А в результате она достанется тебе.

— Посмотрим, — неопределённо пожал плечами я. — Всё равно придётся две недели отрабатывать. Как раз за это время и станет всё ясно.

— Если ты получишь квартиру — ты останешься? — спросил он демонстративно равнодушным голосом, но, если присмотреться, то видно было, что он страшно нервничает.

— Конечно, — кивнул я.

Козляткин торопливо вытащил носовой платок в крупную клетку и нервными движениями вытер взмокший лоб.

— Тогда иди работай, Муля, — сказал он, стараясь скрыть облегчение.

Я кивнул, а про себя усмехнулся: он за эти два дня всё хорошо обдумал и понял, что явно погорячился. И что временная победа, вызванная его жадностью, не принесёт ему победу вдолгую.

— И ещё, Муля! — вдруг «вспомнил» он, когда я уже собрался уходить, — Иван Григорьевич о тебе спрашивал. Уже два раза, между прочим.

— Злой? — спросил я.

— Не знаю. Наверное. Но он всегда злой. Особенно после того, как тебя отстранили от проекта и туда влез Завадский.

— Я схожу к нему, — пообещал я.

— Я бы не советовал идти прямо сейчас, — нервно ответил Козляткин. — Он очень злой. Очень.

— Ну, всё равно, конечно, надо сходить. Надо поговорить.

— Ты давай как-то подумай, что он тебя может спросить, — задумчиво сказал он, уже вставая из-за стола. — И сходи. Только осторожно там… сам понимаешь…

Я кивнул. Встал. Хотел было уйти, но вдруг он добавил:

— Ты ведь знаешь, Муля… он мог бы тебя защитить. Если бы захотел. Просто ему тогда выгоднее было промолчать.

Я только плотнее сжал зубы. Мне не нужно было большего. Я и так всё понял.

И всё же я решил сходить к Большакову.

Когда я уже выходил из кабинета Козляткина, его секретарь, который опоздал на несколько минут и поэтому не успел воспрепятствовать мне проникнуть к Козляткину, посмотрел на меня с уважительной ненавистью. Я ему подмигнул и направился к Большакову.

Изольда Мстиславовна была расстроена. Это видно было по поникшим плечам, по отсутствию блеска в строгом пенсне.

— Что случилось? — спросил я.

— Ах, Муля, ты даже не представляешь! — прошелестела она, — сегодня за ночь у кориантеса облетели все листья! А ведь я даже не представляю, что могло произойти! Он стоит отдельно от всех остальных цветов. Форточку я не открывала. Ума не приложу! Будет ужасно, если он погибнет!

— Не отчаивайтесь, — попытался успокоить старушку я, — у нас есть два варианта. Первый — я могу спросить у Анны Васильевны, что случилось. Может быть она знает. Всё-таки столько лет занимается ним. И ещё можно сделать запрос в научный институт. Должны же быть какие-то заведения, где сидят лучшие ботаники страны и рассматривают пестики и тычинки…

— Муля! Ты гений! — обрадованно всплеснула руками Изольда Мстиславовна, — я прямо сейчас этим и займусь!

Она схватила телефон и пододвинула его к себе поближе.

— А Иван Григорьевич у себя? — торопливо спросил я, пока она не занялась кориантесом. А то потом не допросишься.

— Здравствуйте, Иван Григорьевич, — сказал я, глядя на хозяина кабинета.

Большой человек сидел за покрытым зелёным сукном