Ученица Злодея - Ханна Николь Мерер

Эви, до нелепого растроганная этим, приложила руку к груди.

– Ой, Ребекка, я и не знала, что ты такая сентиментальная.

– Беру свои слова обратно, – фыркнула та и вслед за Блэйдом растворилась в толпе.

Крики стихали, от зала остались одни руины, босс выглядел таким усталым и мрачным, что у Эви сжалось сердце. Кто знает, какие кошмары ему пришлось претерпеть. Не было слов, чтобы выразить, что она ощутила в этот миг, поэтому она просто переплела пальцы со Злодеем. Электрический разряд от этого прикосновения будто вновь запустил сердце. Тристан удивлённо посмотрел на неё.

Эви мягко предложила:

– Идём домой.

У него дёрнулся кадык, глаза потемнели, а рука расслабилась.

– Сэйдж, я…

– Уходишь, не попрощавшись, мальчик мой? И без своего друга? Мне казалось, я учил тебя другому.

Эви пробрало холодом от этого голоса, Злодей отпустил её руку, а нежность на лице сменилась злобой.

«Друг? Какой ещё друг?»

Стоящий перед ними Бенедикт разительно отличался от того блистательного короля, каким предстал в начале вечера. Корона потерялась вместе с отороченной мехом мантией. На лбу яростно билась жилка, та же ярость светилась в злобных глазках. Но Эви и Злодей замерли, лишь когда увидели, что Бенедикт сжимает в кулаке маленькое зелёное существо.

Кингсли.

Глава 10

Злодей

Тупая лягушка!

Тристан преодолел порыв броситься к Бенедикту и вырвать амфибию из его грубой хватки. Магия внутри желала вырваться на свободу, причинить боль, наказать, но королю нужно было не больше секунды, чтобы выжать из Кингсли всю жизнь. Рисковать Тристан не мог.

– Сэйдж, откуда тут Кингсли? – спросил Злодей, стараясь говорить спокойно.

– Ему нравятся пирожные.

Спокойствие испарилось.

– Сэйдж! – рявкнул он, вне себя от ярости: ещё несколько секунд, и он убрался бы отсюда, вырвался на свободу из проклятого замка, вернулся туда, где ощущал себя лучше всего.

«Идём домой», – сказала она.

Когда десять лет назад Тристан наткнулся на замок, он подумал, что это неплохое место, чтобы осесть, строить планы, может, даже залечь здесь на долгое время. Природа уже захватила разваливающееся здание в глубине Орехового леса: деревья и лозы стали практически частью архитектуры, взяли дом в заложники. Это место подходило ему. С самого начала он превращал замок в нечто стылое, леденящее душу. Он заменил прежние весёленькие витражи на сцены злодеяний, не тронул только свой любимый витраж в кухне. Всё здесь служило одной цели – отпугивать.

Тристан мог бы и не удивляться, что ничто из этого не смутило Сэйдж, что все меры оказались напрасны перед её непрошибаемой способностью обращать уродливое не просто в забавное, но в стоящее любви.

Она смогла полюбить даже место под названием Маньяк-мэнор.

И Тристан был готов на любое злодеяние, лишь бы вернуть её туда.

Он отпихнул Сэйдж за спину, игнорируя её возмущённые вопли, и призвал магию. Тёмно-серая дымка обвилась вокруг Бенедикта, и король замер. На ярёмной вене билась чёрная точка, указывая лучшее место для удара, для того чтобы навсегда избавить мир от величайшего врага Тристана…

И тут Сэйдж задала вопрос, который сбил его с небес на землю.

– Сэр, а… а что это?

Он свёл брови, магия замерла на полпути.

– Ты спрашиваешь про…

– Серую дымку, которая вьётся вокруг короля, как странноватая тучка? – прошептала Сэйдж.

«Как такое возможно…»

Тристан раскрыл рот, но не сразу нашёлся со словами. Наконец он выдавил:

– Т-ты видишь мою магию?

Сэйдж пискнула.

– Так это она? – Она выпустила плечо Тристана, склонила голову, разглядывая опасную силу с зачарованным любопытством. – Как интересно. Я не думала, что она выглядит вот так.

– О чём вы там шепчетесь? – спросил Бенедикт, который явно не видел дымку, но всё равно остановился. У Тристана закололо шею, мурашки поднялись к голове и обратились в равномерный стук в макушке.

Его магию видела только Сэйдж.

«Не должно бы, но отчего-то пугает».

Тристан решил, что ярость подойдёт лучше, чем это новое чувство, с боем рвущееся наружу. Он не испытывал страха. Он его только вызывал в других.

– Просто обсуждаем, как тебя убить, Бенедикт. Хочешь, расскажу?

Сэйдж без предупреждения обхватила Тристана за талию и отпихнула его в сторону.

– Кингсли! Помнишь, чему я тебя учила?

Тристан посмотрел на неё со смесью ужаса и интереса, а она открыла рот и щёлкнула зубами. Крошечное земноводное понимающе мигнуло, а потом открыло рот и сомкнуло его… прямо на руке Бенедикта.

– Ай! – взвыл Бенедикт, бросая Кингсли на пол, и тот пополз к ним, сливаясь зелёной шкуркой с плиткой. – Мелкое чудище укусило меня!

Внимание гвардейцев полностью переключилось на короля, а Тристан подхватил своего друга. Пора было убираться. Медленно подталкивая Сэйдж к дверям на террасу, он перевернул Кингсли, проверяя, цел ли он. Поднял бровь и шепнул Сэйдж:

– Ты научила его кусаться?

– У лягушек слабые челюсти. Ему пришлось потренироваться.

С удовлетворением убедившись, что друг не ранен, Тристан посадил Кингсли на плечо.

– Как ты вообще это выяснила?

– Кормила его пирожком, у него не получалось.

– Ну конечно, – вздохнул Тристан.

Гвардия наконец заметила их отход и обнажила мечи, направляясь к Злодею. Он попытался спрятать Сэйдж за спину, но та упрямо осталась рядом.

Тристан помахал королю рукой.

– Как всегда, было неприятно увидеться, Бенедикт, но боюсь, нам пора.

– Попробуйте, – отозвался из-за спин гвардейцев король, всё качая головой. – Но имей в виду, я посвящу остаток жизни тому, чтобы не было тебе покоя за моё унижение. Всё королевство узнает твоё имя ещё до рассвета, и все возжелают твоей смерти.

Тристан пожал плечами.

– Не то чтобы это сильно отличалось от любого другого дня моей жизни.

Бенедикт цинично поднял бровь.

– Я не с тобой говорю.

Тристан застыл при этих словах и расслабился, только когда Сэйдж взяла его кулак и нежно расправила пальцы.

– Не бойтесь, миз Сэйдж. Невзирая на ваше предательство, я позабочусь о вашей матери, когда рыцари приведут её под мою опеку.

Сэйдж стиснула руку Тристана, а светлые глаза сощурились.

Король не прислушался к предостережению в её пристальном взгляде, он продолжал источать яд.

– Когда родитель бросает ребёнка, я всякий раз думаю, была ли в том вина родителя… – король улыбался, – или ребёнка?

«Скотина!»

Но Сэйдж вскинула голову.

– Когда рыцарь решает предать короля, я всякий раз думаю, была ли в том вина рыцаря… – она с удовольствием подняла брови, – или короля?

Бенедикт побледнел, а у Тристана сердце пропустило удар. Тот самый рыцарь,