Из стали и соломы - Эрика Айви Роджерс

мальчика из Воробьиной долины. Этому требовалось положить конец. Люк сунул письмо в карман, стряхнул с сапог пыль, а с себя – разочарование и направился ко входу в постоялый двор.

Казалось, вырезанный на дверной балке лик Старого Бога проводил его взглядом, когда Люк вошел. Открыв дверь, капитан ощутил волну удушающего жара от ревевшего в камине пламени. Ему нужно снять кожаную форму. Как можно скорее. Комната была под завязку набита солдатами. Они выпивали, среди коричневых камзолов мелькали ярко-алые мундиры группы элитных гвардейцев, которых Люк отправлял на запад. Он надеялся, что их поездка прошла более гладко, чем его собственная.

Гул голосов в комнате был спокойным, хоть и мрачноватым. Только Грандье нарушал умиротворение: он усадил на колени женщину и рукой пытался залезть под ее корсет. Мужчину нужно наказать за то, что он совершил в поместье Сэнд. И это должно случиться здесь, прежде чем кардинал сумеет вмешаться и выдумать оправдание для своего пса. Люк всегда оставался верен Лоррен Непорочной. С другой стороны, она всегда была права. Чем бы ни было вызвано ее отчаянное желание избавиться от Ордена Стражей, он на это не подписывался. Люк проглотил вспышку предательского гнева и отдал свой дублет крупной женщине с жизнерадостным лицом.

– Вам нужна ванна, капитан? – обратилась она даже не к нему, а к золотой лилии и мечу, вышитым у него на груди.

– Таза с водой будет достаточно, спасибо. И греть ее не нужно.

Женщина поспешила вернуться на кухню. Люк поборол приступ тошноты. Почему, во имя богов, ему становилось плохо от одной мысли о том, что предстоит сделать? Это была его обязанность. Он с радостью заметил в толпе наполовину остриженную рыжую голову своего самого доверенного лейтенанта.

– Шарп, – позвал он. – Все прошло хорошо?

Лейтенант Шарп поморщилась:

– Мы ехали в хорошем темпе, но когда добрались до поместья, оно уже опустело.

– Они сбежали со своим Стражем?

Люк едва сдержал рвущиеся наружу ругательства. Указы разослали в одно время, чтобы члены Ордена не могли предупредить друг друга о прибытии гвардейцев. Как этим людям удавалось опережать его солдат?

– Если они и сбежали, то это произошло давно, – сказала Шарп. Она наклонила полупустую пивную кружку, словно хотела проверить ее содержимое, а затем снова опустила ее на стол, отчего пиво выплеснулось через край. – Поместье выглядит так, будто стояло заброшенным довольно долго. Может, год.

Мускул на челюсти Люка дернулся. Поль Боден – Страж, также известный под прозвищем Лавина, – был грозным мужчиной. Как так вышло, что один из самых сильных Стражей покинул свое поместье и скрылся в неизвестном направлении, а солдаты Люка ничего об этом не знали? Если брать в расчет письмо кардинала, пропало два Стража. Люку придется решить этот вопрос, как только он вернется в столицу.

– Сэр?

Шарп посмотрела на Грандье так, словно была готова перерезать тому горло, стоит Люку только попросить. Он отрицательно качнул головой. Люк был благодарен ей за преданность, но не смог побороть укол вины – ему действительно иногда хотелось, чтобы кто-то другой разобрался с этой проблемой. Предпочтительно ткнув Грандье ножом в селезенку в темном переулке.

Наблюдая за Грандье с противоположной стороны переполненной комнаты, Люк задвинул сожаление в дальний угол сознания, отведенный для воспоминаний о прошлом, которое не мог изменить, и для эмоций, о которых не мог позволить себе размышлять. Он давно понял, что лучший способ контролировать ситуацию – это контролировать себя. Это сбивало людей с толку, а когда люди в чем-то не уверены, они совершают ошибки. Окружающие также предполагали, что твердость Люка произрастает из его уверенности в том, что он сможет справиться с ними, если возникнет необходимость.

Но необходимость возникала редко.

Люк воспользовался этой тактикой во время встречи с Шарлоттой Сэнд и теперь поступит так же с Грандье, потому что, видят боги, он в этом хорош.

Возможно, это остатки наследия, от которого он так и не смог сбежать.

Люк двинулся через общую комнату и остановился в нескольких футах от того места, где Грандье лапал женщину, не проявлявшую особо энтузиазма к его касаниям.

– Простите, мисс, – произнес Люк, и его спокойный голос был полон доброты. Точно так же он говорил с леди Сэнд на дороге. Неужели это случилось только сегодня утром? – Мне нужно перемолвиться словечком со своим лейтенантом.

Девушка поспешно склонилась в реверансе и бегом кинулась на кухню. Грандье сплюнул на пол возле ног капитана. Люк схватил его за ворот камзола и рывком поднял со стула.

– Пять ударов плетью за неповиновение приказам, лейтенант, – прошипел Люк сквозь стиснутые зубы, но его голос был достаточно громким, чтобы эти слова услышал каждый солдат в комнате.

Шрамы на лице Грандье растянулись, когда он криво усмехнулся в ответ. Люк дернул его вверх – лейтенант был куда ниже ростом, и его глаза расширились в панике, а носки сапог судорожно заскребли по полу в поиске опоры.

– И еще семь ударов за то, что вынес смертный приговор, возомнив себя самим Отцом, – сказал Люк. – Получается, двенадцать ударов.

– Она напала на меня, – задыхаясь, выдавил Грандье. – Ее брат просто попал под горячую руку. Ты сам видел. Эта девчонка Сэнд бешеная.

– И ты решил, что в ответ на истерику маленькой девочки нужно пустить в ход клинок и кулаки, – ответил Люк с жаром, от которого голос стал громче.

Он сделал глубокий вдох, чтобы справиться с желанием швырнуть Грандье через всю комнату. Лейтенант усмехнулся:

– Я сделал то, что должен был сделать ты.

Шепотки наполнили комнату за спиной Люка, но, вместо того чтобы выбить мужчине все зубы, он растянул губы в легкой улыбке:

– Пять ударов за неповиновение приказам. Семь ударов за нападение на Сэндов. И еще пять за трусость. Всего трех не хватает до двадцати.

Грандье рассмеялся, но Люк крепче сжал кожаный ворот формы лейтенанта, лишая того способности дышать.

– Прошу, – произнес Люк, и его голос звучал так вежливо, словно он стоял в бальном зале, а не в таверне, – шути дальше, чтобы у меня появился повод наказать тебя так, как я действительно хочу.

– Ты не посмеешь, – ответил Грандье.

Но страх на лице мужчины твердил иное. Возможно, у кардинала имелись собственные причины оставлять Грандье в живых, но она никогда не говорила, что ей нужны все части его тела. К тому же она была далеко.

– Можешь проверить.

Люк протащил Грандье к двери и вышвырнул во двор. Общая комната опустела, солдаты в коричневой и алой форме высыпали наружу, чтобы поглазеть. Один из кадетов бросился к конюшням, чтобы достать плеть, которую Люк всегда возил при себе. Капитан позволил Грандье самому снять мундир и нижнюю рубашку, а затем привязал его руки к фонарному столбу. Когда Люк взял в руки плеть, к нему подошла лейтенант Шарп.

– Всего семнадцать? – спросила она шепотом, чтобы никто не услышал, как она подвергает сомнению решение своего капитана. – Я слышала, что он сделал.

– Да, лейтенант, – твердо ответил Люк. – Если нанести ему больше семнадцати ударов, он большую часть пути до Тютёра проведет без сознания в повозке. Я бы предпочел, чтобы он ехал верхом.

Люк замахнулся, плеть прорезала освещенную факелом ночь и поцеловала обнаженную спину Грандье с громким щелчком. К чести мужчины, кричать он начал лишь после четвертого удара.

Закончив, Люк сам почистил плеть и приказал своим солдатам вернуться внутрь. Затем отвязал окровавленного Грандье, позволив ему повалиться в грязь. Мужчина с трудом принял сидячее положение, но на его губах по-прежнему играла ухмылка.

– Кардинал заставит тебя заплатить за это, – плюнул он. – И за то, что ты не забрал проклятое сердце, когда была такая возможность.

Люк фыркнул:

– Благодаря тебе леди Сэнд уже достаточно потеряла сегодня.

Если бы Люк забрал сердце Пастора, все стало бы гораздо проще, но для последователей Старого Бога сердца Стражей были не просто кусками кости. Для Шарлотты Сэнд Пастор был членом семьи. После всего, что бедная девочка пережила,