Русская Америка. Сухой закон 3 - Михаил Дорохов

* * *

Вечерний «Ритц», как всегда, блистал своим великолепием. У стены огромного зала расположилась двухэтажная сцена, где на верхнем ярусе надрывался оркестр. На помосте первого этажа, который полукругом уходил в зал, танцевал и пел весёлым голосом невысокий человек со смешными большими глазами.

— Вот они! Мистер Соколов! Мисс Брауни!

К нам спешил Наки собственной персоной, радушно улыбаясь и разводя руки так, словно хотел обнять не только нас. В лацкане коричневого в бежевую полоску пиджака красовалась неизменная алая бутоньерка. Бордовый галстук, кремовые туфли. Джонсон был одет по последнему писку моды. Видно, что над его образом потрудился очень талантливый портной.

Мы поприветствовали друг друга, и он выверенным жестом указал на столик почти в центре зала:

— Прошу вас! Отужинаем вместе. И послушаем Эдди Кантора! Специально позвал его выступить несколько вечером подряд. Восходящая звезда! Вы слышали его шутки? Это уморительно! Мисс Брауни, не волнуйтесь, они все приличные!

Ну да, неприличное творилось в номерах Ритца и в закрытых от чужих глаз люксах. Про апартаменты самого Наки я вообще молчу. Перед глазами сразу встала картина с девочками из кабаре, что щеголяли перед гостями Наки в первую нашу с ним встречу. На них тогда из одежды были только бусы.

Мы ещё немного поболтали, и, после смены блюд, Блум покинула нас, сославшись на то, что ей нужно переодеться и проверить — как там дела с лошадьми. Напоследок она длительно посмотрела на меня и указала взглядом на Еноха. С девушкой я отправил Молотова. Угрюмый, молчаливый казак, который прирежет троих противников и не моргнёт — прекрасная личная охрана для неё.

Эдди Кантор разрывался на сцене так, словно это был его концерт на Бродвее. Кстати, тоже выходец из семьи русских евреев, которая переехала в Штаты, но задолго до революции. Родился он, насколько мне помнилось, уже здесь. И на Бродвее через несколько лет будет блистать так, что быстро зайдёт в первую десятку исполнителей. Надо будет потом найти его через Наки. И сманить на моё радио. Намного раньше, чем он начал там выступать в «моём мире».

— Что это за знаки вам подавала мисс Блум? — хитро прищурился Джонсон.

Я понизил голос и чуть склонился к нему:

— Она попросила меня уладить одну проблему. С семьёй Розетти.

Наки и не подал виду, что его как-то заинтересовало имя потенциального врага. Он разломил часть омара и спросил:

— Что за проблема?

— Розетти хочет, чтобы семья Брауни слили скачки. Но не в вашу пользу, а в его.

Джонсон закинул кусочек нежного мяса в рот и заговорил уже более серьёзно:

— А что они?

— Они попросили у меня защиты от возможных нападок со стороны Джованни. И не хотят ссориться с вами.

Про то, что лопухнулся именно брат Блум, я говорить не стал. На мой взгляд, это была лишняя информация, которая могла повредить коннозаводчикам.

— Правильно. Там будут такие деньги… И ставить их будут ставить ТАКИЕ люди… Брауни бы ввек не расплатились. И когда я говорю «расплатились», я имею в виду даже не тысячи баксов…

Я прищурился:

— А что, например?

Енох ухмыльнулся и помахал перед собой вилочкой:

— В этом зале завтра будут люди очень высокого уровня. Вот представьте, вы строите карьеру политика. У вас есть взлёты и падения. И тут вы ставите большую сумму на скачки. Ваш скромный друг, Наки, советует вам конкретную лощадь. Говорит, что сделает все для того, чтобы увеличить средства, которые пойдут на вашу предвыборную кампанию. Да ещё и говорит, что готов поспорить, будто лошадь точно выиграет забег. И если так произойдёт — даст ещё кругленькую сумму. Вы ставите свои кровные. Немалые! Побеждаете. Вокруг деньги, девочки, победа. Такая сладкая. И пусть даже не совсем чистая. Где вы видели чистоту в политике этой страны, мистер Соколов? То-то же! Хотите ли вы дружить с Наки?

Тут уже усмехнулся я:

— Хочу.

— Вот и будущий кандидат в президенты Соединённых Штатов тоже захочет. И это гора-а-аздо ценнее вложенных в ближайшие пару дней средств. Потому что он поможет мне со строительством дорог в Джерси. А возможно, и в соседних штатах. Там о-о-очень золотая земля! Влияние и деньги — всегда ценнее, чем просто деньги!

— А зачем докидывать свои сбережения?

— Это делает людей обязанными вам, Алекс. Тем более… — Енох приблизился ко мне и с серьёзнейшим лицом добавил — … Букмекеры и казино никогда не проигрывают!

И он засмеялся, снова орудуя в тарелке.

— Вы — настоящий дьявол, мистер Джонсон, — произнёс я.

— Я — всего лишь слежу за этим городом. И не забываю про тех, кто живёт здесь. Богатею я — богатеет и он. И его жители. Настоящий дьявол сидит в Конгрессе. В виде четырёхсот с лишним лиц…

Я вздрогнул, вспомнив конгрессмена Билла Хотфилда. Который зачем-то покрывает и даже вкладывается в развитие странной секты в Аунего. Где пропадают и умирают люди. Но виду не подал, а вернулся к первоначальной теме разговора:

— Так что по поводу Розетти.

— Как я уже говорил вам по телефону, пока мне не с руки объявлять ему войну. Я вообще не сторонник этих разборок. Но если вы обеспечите безопасность Брауни и лошадей — я буду вам очень признателен. А если нароете на него компромат, который я смогу представить потом на собрании других боссов, то ещё лучше. Это будет второй раз, когда вы поможете мне. Тогда я познакомлю вас с теми, кто отвечает за контрабанду на северо-востоке. Ротштейн доволен своими поставками. От меня они далеко. А вот вам — пригодятся. Вы мне нравитесь своей хваткой, Алекс! И тем, что не ведёте себя как эти гангстеры с зализанными причёсками и в модных костюмах. Ну так что, справитесь?

В этот момент он смотрел на меня очень серьёзно. За стёклами очков его проницательные глаза буквально буравили меня насквозь. Это с его стороны тоже далеко идущий ход. Давая мне возможность «подключиться» к пусть и небольшому, но потоку товара из северо-восточных портов, если я, конечно, договорюсь с местными теневыми дельцами, он усиливает меня. В пику остальному Нью-Йорку. В этих делах очень важно, чтобы кто-то сказал, что я — «свой». Как когда-то Ротштейн порекомендовал меня самому Еноху. Без этого с тобой работать не станут…

— Справлюсь, — кивнул я.

— Вот