Сибирское образование - Николай Лилин

Мне пришлось бы прожить так полтора года, затем я смог бы вернуться к нормальной жизни. Но если бы тем временем я совершил какое-нибудь преступление, то угодил бы прямиком на двухъярусные кровати тюрьмы для несовершеннолетних или, по крайней мере, в лагерь перевоспитания.

В течение года все шло гладко, я старался держаться как можно дальше от неприятностей. Конечно, я часто выходил из дома по ночам, потому что был уверен, что меня не обнаружат, но главное, сказал я себе, это не позволить застать себя в месте вдали от дома в неподходящее время и, прежде всего, не быть уличенным в каком-нибудь серьезном преступлении.

Но однажды днем Мел и трое других друзей пришли повидаться со мной. Мы собрались в саду, на скамейке под деревом, чтобы обсудить инцидент, произошедший неделей ранее с группой мальчиков из Тирасполя. У нас был друг, мальчик, который недавно переехал в наш район. Его семья была вынуждена уехать из Санкт-Петербурга, потому что у отца были проблемы с полицией. Они были евреями, но ввиду особых обстоятельств и некоторых совместных дел, которыми они занимались, сибиряки гарантировали им защиту.

Нашему другу было тринадцать, и звали его Лиоза, старое еврейское имя. Он был очень тихим, слабым мальчиком: у него были проблемы со здоровьем, он был почти глухим и носил огромные очки, поэтому в сибирском сообществе к нему сразу отнеслись с сочувствием и пониманием, как ко всем инвалидам. Мой отец, например, никогда не переставал напоминать мне присматривать за ним и доставать нож, если кто-нибудь нападет на него или оскорбит. Лиза был очень хорошо образован, обладал изысканными манерами и всегда говорил серьезно — все, что он говорил, казалось убедительным. Поэтому мы сразу дали ему соответствующее прозвище: «Банкир».

Лоза всегда ходил с нами повсюду. Он никогда не носил ножей или другого оружия и даже не был способен пустить в ход кулаки, но он знал все, он был своего рода живой энциклопедией, он всегда рассказывал нам истории, которые вы найдете в книгах: как живут и размножаются насекомые, как формируются жабры у рыб, почему птицы мигрируют и тому подобное. Я помню, как однажды ему удалось сделать невозможное — объяснить Мэлу, как размножаются черви-гермафродиты. Это заняло у него много времени, но в конце концов он преуспел; Мел бродил вокруг в оцепенении, как будто увидел Иисуса, Бога Отца и Мадонну одновременно.

«Ух ты, какая история! У червей нет семьи! У них нет отца и матери! Они все делают сами по себе!» То, что мой друг Мел научился понимать все, даже самые незначительные вещи, было доказательством замечательных человеческих и интеллектуальных качеств.

Мэл и трое других моих друзей, Беса, Джигит и Грейв, рассказали мне, что Лиза самостоятельно поехал в Тирасполь, на букинистический рынок, чтобы обменять несколько марок, потому что он был страстным коллекционером. На обратном пути, в автобусе, на него напала группа головорезов, которые ударили его и украли альбом с марками. Я был в ярости, поэтому мы договорились встретиться с другими детьми нашего района, чтобы совершить экспедицию в Тирасполь.

Тирасполь — столица Приднестровья; он находится примерно в двадцати километрах отсюда, на противоположном берегу реки. Это гораздо более крупный город, чем наш, и очень отличающийся. Жители Тирасполя держались подальше от преступности; там было много заводов по производству боеприпасов, военных казарм и различных офисов, так что все жители были рабочими или солдатами. У нас были очень плохие отношения с детьми из этого городка; мы называли их «маменькиными сынками», «козлятами Билли» и «чудесами без мячей». В Тирасполе уголовные правила честности и уважения между людьми не применялись, и молодежь вела себя как настоящие животные. Так что никто из нас не был удивлен тем, что случилось с Лозой.

Мы отправились к дому Лозы, чтобы узнать, как он себя чувствует, и спросить его, не пойдет ли он с нами, чтобы помочь нам идентифицировать нападавших. Мы объяснили его отцу, что едем в Тирасполь, чтобы совершить акт правосудия, наказать тех, кто напал на его сына. Его отец разрешил ему поехать с нами и пожелал нам всем удачи; он был очень рад, что у Лозы есть такие друзья, как мы, потому что он глубоко уважал сибирскую философию лояльности к группе.

Лоза ничего не сказал; он взял свою куртку и вышел с нами. Вместе мы вернулись ко мне домой, где все спланировали.

Около восьми вечера тридцать с лишним друзей собрались на улице. Моя мама сразу поняла, что мы планируем какую-то пакость.

«Возможно, было бы лучше, если бы ты сохранял спокойствие. Ты не можешь остаться дома?»

Что я мог сказать в ответ?

«Не волнуйся, мама, мы просто ненадолго уезжаем, потом вернемся…»

Бедная мама, она никогда не осмеливалась противиться моим решениям, но страдала молча.

Мы отправились в парк на окраине, где по вечерам собирались все головорезы города. Он назывался «Полигон». Там дети катались на самокатах, жарили мясо на гриле и употребляли огромное количество алкоголя и наркотиков до поздней ночи.

Чтобы не привлекать внимания, мы прибыли в город на рейсовом автобусе, а затем, разделившись на группы по пять человек, отправились пешком в сторону парка.

Мой друг Мел показал мне пятизарядный револьвер, старое малокалиберное оружие, которое я ласково называл «доисторическим».

«Я позволю им увидеть ее сегодня вечером», — сказал он с широкой ухмылкой, и было ясно, что ему не терпится сделать что-нибудь неприятное.

«Боже правый, Мел, мы не собираемся на войну! Спрячь это дерьмо, я даже не хочу это видеть…» Мне действительно не понравилась идея вытащить оружие. Отчасти потому, что, согласно нашему образованию, огнестрельное оружие используется только в крайних случаях, но главным образом потому, что, если разнесется слух, что вы хватаетесь за пистолет при первой возможности, люди начнут вас критиковать. С самого детства я узнал от своего дяди, что твой пистолет похож на твой бумажник: ты достаешь его только для того, чтобы им воспользоваться, все остальное — глупости.

Но Мел пытался убедить меня, что его поведение имело смысл.

«Но ехать туда без оружия опасно; одному богу известно, сколько у них с собой оружия, они наготове…»

«Да, я могу только представить, насколько они подготовлены, все высокие, как воздушные змеи, и с дырками в венах… Клянусь Страстями Христовыми, Мел, они все пьяницы или наркоманы, они обделываются, когда видят собственные тени, тебе не стыдно