Светлый Властелин Тьмы - Майер Хейдес

боя, пока мои силы сгоняли к центральной площади остаток имперцев, меня настигло подобие отходняка. Адреналин схлынул, а сам я будто резко вкатил успокоительного. Стало одновременно и легче и хуже. Крайне странно. Я так долго боялся поддаваться этим эмоциям… Прошлый крупный бой казался мне омерзительным, и я мог прислушаться к каждому отголоску, впитывая остатки эмоций и чувств убитых, а сейчас будто абстрагирован. Такое странное чувство. В этот раз к центральной площади я шел медленно и меланхолично, хотя всего пяток минут назад носился бегом с палицей на перевес и диким хохотом маньяка. Я наслаждался резней. Наслаждался смертью. Наслаждался возможностью и процессом отнятия жизни. А еще до меня наконец дошло, почему тогда я прям весь был страдальцем, презревшим «низменное», а сейчас как какой-то барсук Кхорна бросился в бой чуть ли не первым. Настоящий Повелитель связан со своим народом. Во время первой битвы легион сражался, по сути, со своими братьями. Да, они были полны решимости выполняли работу, но за решимостью я не заметил их внутренних терзаний. Тяжело было резать своих братьев по оружию.

Сейчас же я с наслаждением бросился в бой, во-первых, потому что мой легион не испытывает никаких чувств к этому. За время что мы провели вместе они дистанцировались от империи. Дистанцировались от прошлого и сейчас держат своих бывших сослуживцев чуть ли не за говно. А еще меня окружала избранная сотня гачи мужиков, а для них война это чуть ли не все. Ну после фитнеса и женщин. Они живут войной, упиваются ей, чувствуют себя по-настоящему живыми. Пожалуй, мне было полезно посмотреть на войну с двух диаметрально противоположных сторон. Я не должен забывать, что те, кого мы убиваем люди, но также я не должен испытывать отвращения. Принятие как факт. Я убиваю, и я черт возьми в этом хорош. Останавливаюсь и смотрю на окровавленную палицу и наручи. Мне, как и человеку нравится доминировать. Нравится чувство власти. То, что на первый взгляд кажется таким низменным и отвратительным на самом деле банальные инстинкты. Я могу наслаждаться кровью. Могу наслаждаться битвой, но мне нужен кодекс. Нужны железные оковы. То, что не позволит мне убивать и резать вообще все на своем пути и благо он у меня уже есть. Просто немного медитаций и прочистки сознания, а после этой резни хороший секс и я буду как новенький. Как часто вообще люди задумываются, почему нам так нравится красиво убивать врагов в играх? Почему мы закидываем мирные города ядерками в стратегиях? Почему так… упиваемся разрушением? Лично для меня ответ на удивление прост. В глубине души, несмотря на всю нашу цивилизованность мы все еще звери. А зверям свойственно желать разрушений. Свойственно доминировать и желать причинить страдания. Я всю свою жизнь был таким тихим и безобидным в прошлом мире… Никого бы в жизни не ударил, только терпел и сносил все. В этой же я уже убил больше, чем любой из моих легионеров убьет за всю жизнь. Можно ли после этого считать меня монстром? Можно назвать наоборот хорошим человеком? Субъективно. Для северян я бог и образец справедливости. Для имперцев очередной Повелитель, которого надо уничтожить. Для тех, кого убиваю я непобедимое чудовище. Для недавно спасенных жителей Громгарда вообще почти мессия, хотя все сделал Прокул. Пора перестать ебать себе мозги самокопанием на тему хороший я человек или нет. Как говорится, есть просто интересы. И мои интересы говорят, что я должен убить гораздо больше, чтобы мне и моему народу было хорошо. Кельда добрейшая девушка любящая в свободное время поиграть с детьми и угостить их булочками ни разу меня не осудила. Значит и я теперь не буду об этом думать. Дышать будто резко стало легче, а шаг стал в разы более уверенным.

К тому моменту как я подошел, выживших уже взяли в кольцо. Глядя со стороны, казалось, будто дичь загнала стая хищников. Мои воины, как и я разделяли это упоение битвой. Но теперь они железно соблюдали дисциплину и чувствовали руку хозяина. Я знал, что пока я ощущаю их, даже если бы мы штурмовали мирный город, никто бы не посмел тронуть простых граждан. Ни одной украденной вещи, ни одной изнасилованной женщины. Вся их ярость и азарт крепко скованы поводком моей воли. И именно сейчас я по-настоящему чувствую себя Повелителем. Полная уверенность как в себе, так и в воинах, ставших ненадолго продолжением моей воли. Молоденький легат поставленный здесь командовать по блату до сих пор смотрит с шоком на кольцо солдат и прихвостней вокруг. Но куда сильнее его взгляд был прикован именно ко мне. Я возвышался над окружающими на целый метр, доведя свое боевое обличие аж до трех, из-за чего простые люди мне были в лучшем случае по пояс. Я шел в своих черных доспехах, а передо мной расступались и легионеры, и Избранная Сотня и находящиеся в чем-то подобном религиозному экстазу прихвостни. Ничто не радует их черные сердца как старая добрая резня. Я спокойно шел вперед, поигрывая своей палицей, а оставшиеся легионеры империи дрожали и пятились к центру.

— Подчинитесь или умрите. Я пока утолил свою жажду разрушения. — Паренек хоть и был бледен как немочь сделал шаг вперед на дрожащих ногах.

— Мы никогда не покоримся тебе чудовище. Несчетные легионы сметут тебя! — Из-под моего шлема раздался потусторонний смех.

— Наивный мальчик. Твоя империя уже гниет. Впрочем, пора заканчивать спектакль. На колени. — Я опустил палицу на землю поставив ее как посох, от чего получилась легкая ударная волна отбросившая пыль. Мой голос абсолютно спокоен, и его можно даже назвать бархатно-обволакивающим. Магия позволяет и не такое.

— Никог… — Паренек попытался снова гордо возразить, но получил кинжал в спину от Пуло.

— Как же ты заебал шкет… Постоянно за тобой подтирать, слушать охуительные истории о праведной борьбе и прочем. Когда брали остров ты трахал рабынь, пока легионеры под дождем в говне и грязи добивали восставших. Не знаю как там Солярий, но этот явно будет более перспективным хозяином. — Паренек медленно оседал на землю, а Пуло уже вытирал пугио об его плащ. — За вас не скажу парни, а я предпочту подчинится и пожить еще, возможно даже хорошо. — Это тоже было спланировано и Маркус Пуло медленно и с некоторым трепетом опустился на колено. Вслед за ним опустилось и еще несколько предателей, а повинуясь стадному инстинкту склонились и оставшиеся. Отлично. Плюс двести пятьдесят