СФСР - Алексей Небоходов

Они замолчали, с грустным юмором глядя на безумие за окном. Толпа выкрикивала абсурдные обвинения, не замечая, что всё происходящее давно стало выступлением, достойным пера лучшего сатирика. Аркадий и Полина могли лишь наблюдать и тихо смеяться, пытаясь сохранить остатки здравого смысла и человечности в безумном мире.

Когда вечер накрыл Новую Красногорку уютной бархатной тьмой, у ворот дома раздался торжественный звук мотора, будто подъехал кто—то императорского достоинства. Полина переглянулась с Аркадием, осторожно отодвинула занавеску и хмыкнула, увидев роскошный автомобиль с официальной эмблемой новой власти – короной, столь щедро украшенной завитками, что нельзя было рассмотреть её без приступа смеха.

– Аркаша, нас посетила сама коронованная диктаторша, – шепнула она, едва сдерживая иронию. – Готовься морально, вдруг начнёт проверять твои эротико—политические преступления.

Аркадий тяжело и устало улыбнулся, не ответив, и лишь кивнул, глядя, как из машины вышла Ксения.

Она выглядела непривычно официально. Строгий серый костюм подчёркивал её статус, а на груди сверкал странный герб – инкрустированный камнями выпрыгивающий из воды лосось, словно дизайнеры сознательно довели символ власти до абсурда.

Полина приоткрыла дверь, изображая радушие, хотя взгляд её выражал одновременно смятение и насмешку. Ксения шагнула в дом, слегка кивнула и устало сняла перчатки, будто избавляясь от тяжёлого груза.

– Какая ирония, – тихо произнесла она, садясь за стол в гостиной и оглядывая комнату с горькой усмешкой. – Когда—то мы здесь обсуждали, как бороться с диктатурой, а теперь я сама – главная диктаторша.

Аркадий сел напротив, задумчиво глядя на неё тяжёлым, изучающим взглядом, словно пытаясь понять, что скрывается за внешней усталостью и холодностью старой подруги.

– Не ожидал увидеть тебя в таком амплуа, Ксения, – осторожно произнёс он. – Ты всегда яростно боролась с диктатурой. Как же так вышло?

Ксения пожала плечами и устало улыбнулась, разглядывая свой странный перевёрнутый крест:

– Сама не понимаю, Аркадий. Наверное, это судьба всех революций: сначала сражаешься с диктаторами, а потом становишься одним из них. Стоит только прикоснуться – и зараза начинает действовать.

Полина, слегка нервничая, стала расставлять чашки и чайник, пытаясь суетливостью разрядить неловкость момента. Голос её прозвучал чуть выше обычного, словно она отчаянно пыталась сохранить лёгкость:

– Ксения, тебе налить чаю? Правда, у нас сегодня необычный сорт. Случайно купила успокаивающий, а он оказался «для умиротворения мужских инстинктов». Надеюсь, поможет и тебе расслабиться, а то напряжение от твоего креста просто зашкаливает.

Ксения негромко рассмеялась, прикрыв рот ладонью:

– «Умиротворение мужских инстинктов»? Что ж, полезный чай! Видимо, я по адресу. Может, он поможет ослабить моё политическое либидо.

Полина тоже тихо засмеялась, наполняя чашку ароматным травяным напитком. Руки её слегка дрожали, выдавая внутреннее напряжение, но взгляд оставался ироничным:

– Думаю, тебе стоит ввести этот чай в список обязательных госпрепаратов. Представляешь слоганы? «Пей чай – и не командуй», «Глоток для тех, кто хочет управлять собой, а не народом»!

Ксения осторожно сделала глоток и закрыла глаза, наслаждаясь нелепым, но приятным вкусом трав. Её лицо на мгновение расслабилось, став таким, каким Полина и Аркадий помнили его до всех переворотов и абсурда – живым и человеческим.

Аркадий с лёгкой грустью произнёс:

– Интересно, сколько ещё абсурдных революций мы переживём, прежде чем научимся просто жить без этой бесконечной истерии?

Ксения медленно открыла глаза, её взгляд стал серьёзным, но с искрой грустной иронии:

– Боюсь, Аркадий, это цирк, который никогда не заканчивается. Ты ждёшь финала, но тебя снова и снова вызывают на арену разыгрывать тот же спектакль.

Полина тихо вздохнула, наливая чай себе и Аркадию:

– Если уж нам выпало жить в абсурдном цирке, давайте хотя бы просто пить этот странный чай и делать вид, будто всё нормально. Хотя бы сегодня.

Трое молча подняли чашки. В тишине комнаты, наполненной ароматом нелепо успокаивающего напитка, они позволили себе на миг поверить в иллюзию нормальности, где диктатура не нависала над ними, а абсурд был шуткой, а не новой реальностью.

Тишина в гостиной сгущалась медленно и намеренно, будто сама реальность делала паузу перед тем, как заговорить вслух. За окном мягко шелестели листья, невидимые в темноте, но отчётливо слышные. Они сидели за столом, согретые лампой и ароматом настойчиво действующего чая. Тишина была не напряжённой, а вдумчивой, словно каждый что—то взвешивал и ждал, кто первым скажет главное.

Ксения первой нарушила молчание. Сделав ещё один глоток, она опустила чашку и, не глядя ни на кого, тихо сказала:

– Ты ведь знаешь, Аркадий… Если бы не ты, я сейчас не сидела бы за этим столом. Скорее всего, сидела бы где—нибудь в подвале, прикованная к батарее, с номером на шее и табличкой «перемещена в счёт административного выкупа».

Она усмехнулась с оттенком благодарности, перевела взгляд на Аркадия и продолжила:

– Я долго думала, почему ты тогда не отвернулся. Ты мог легко сказать, что это не твоё дело. Но ты взял Ксению – ту самую Ксению, соседку Белозёрова, помнишь? – и вывел её из мрака. Не потому, что хотел стать героем. Просто не смог не помочь.

Аркадий слегка кивнул. Полина молчала, лишь крепче сжимала его ладонь под столом, подтверждая: она всё понимает.

– Я помню твой взгляд, – голос Ксении стал тише. – Без гнева, без отвращения. Просто человек смотрел на другого, попавшего в ловушку, и не отвернулся. Это было самое человечное, что со мной случалось тогда. Я запомнила. Сегодня я здесь не только как должностное лицо, но и как человек, который тебе благодарен.

Аркадий помедлил, посмотрел на потолок, словно ища нужные слова, затем спокойно произнёс:

– Странно, правда? В стране, где благодарность давно переведена в разряд недоказуемых чувств, ты пришла с ней как с чем—то реальным. Спасибо. Я тогда не задумывался, зачем это делаю. Просто понимал, что иначе не смогу смотреть себе в глаза. Видимо, я не хотел навсегда стать безучастным зрителем.

– А теперь, Аркадий, – сказала Ксения, переключаясь на канцелярский тон, – я обязана перейти к делу. И это уже не благодарность, а инструкция. Ты ведь понимаешь, о чём я?

Аркадий кивнул, сохраняя нейтральное выражение человека, заранее знающего, что услышит.

– Твоя позиция, твои речи, твой… назовём это политическим темпераментом – всё это поставило тебя вне системы. Ты стал символом отказа. Не громкого, не истеричного, но отказа. А система не терпит отказов. Ей проще зачистить, чем объяснять. Поэтому у тебя два пути. И оба окончательные.

Ксения сделала паузу, убеждаясь, что слова прозвучали отчётливо, и продолжила:

– Первый: ты немедленно покидаешь страну вместе с Полиной. Без фанфар, без провожающих, навсегда. Второй: ты остаёшься, и тебя арестуют. Не завтра