Фантастика 2025-156 - Оксана Олеговна Заугольная

Где усадьба Казимира Федотовича, знает вокруг каждая собака. До нее мне даже ближе, чем до фабрики, и через лес идти не нужно, только полем, а потом по широкому тракту. Надо думать, что красоты мне дорожная пыль не прибавила, а еще под высоким солнцем я вся употела, и волосы под картузом были совершенно мокрые. Если возьмут на работу — отрежу косу. Не велика цена за сытую жизнь.

Мне повезло так, что я сразу поняла: судьба. Не прошла я и половину пути, как узрела новенькую и чистенькую "эгоистку" (*легкую повозку для двоих), что ехала в нужную сторону. Господин в экипаже показался мне вполне приличным. Я сообразила, что на "эгоистке" и свежем коне далеко не уедешь. А близко для такого важного господина имеется только две достойные цели: усадьба Долохова и сам завод. Мне по дороге.

Я замахала руками, запрыгала — и экипаж затормозил. Разглядев некрасивое и сердитое лицо возницы я немного приуныла, но все же спросила:

— Не к Долохову ли вы направляетесь, уважаемый?

Кустистые брови мужчины взмыли в удивлении, но ответил он весьма сдержанно и спокойно:

— Именно к нему. Могу я вам чем-то помочь, молодой человек?

— Подвезите меня, — прямо попросила я. — Конечно, я весь в пыли…

— Запрыгивайте.

Господин подвинулся. Я вскарабкалась на сиденье, принюхалась и поморщилась. Воняю. Но ехать в экипаже куда быстрее и приятнее, чем шлепать пешком, особенно в чужих сапогах. Поэтому моей чувствительной совести придется пережить сей позор.

— Меня Маруш зовут, — представилась я весело. Молчать не хотелось — я не любила недосказанности, а господин представиться не удосужился. — Хочу проситься к Казимиру Федотовичу на работу.

Господин на меня покосился с удивлением, но ответил, хоть и неохотно:

— Отчего ж вы прямо на завод не явились?

— А меня не взяли, сказали, что слишком молод.

— А Долохов, увидев вас, непременно решит по-другому?

— Ну разумеется! — воскликнула я. — Видели бы вы, как я рисую! Грех меня прогонять… — и печально добавила: — Мне деньги очень нужны. А про Долохова всякое говорят, что три шкуры дерет, что пить запрещает, что строг очень. Но вот никто и никогда не обвинял его в жадности. Не возьмет на работу, так хоть несколько монет выпрошу.

— Деньги всем нужны, молодой человек, — вздохнул мужчина. — Но весьма похвально, что вы не требуете благотворительности, но стремитесь работать. Что у вас стряслось?

— Матушка больна. Брата кормить надо.

— А отец?

— Умер три года как.

— Вот как… и чем больна мать?

— Ну, я не думаю… — обсуждать семейные проблемы с незнакомцем я все же не хотела. То ли гордость взыграла, то ли опомнилась, что и без того лишнего сболтнула, но я вжала голову в плечо и замолчала.

— А вы подумайте еще раз, — усмехнулся господин. — Я, видите ли, целитель. Марк Пиляев к вашим услугам. Вылечить вашу матушку на расстоянии не сумею, но совет дам. Не зря же нас судьба столкнула.

— Ой!

Вспыхнув от радости, я тут же, путаясь в словах и сама себя перебивая, принялась рассказывать и про прорубь, и про лихорадку, и про кашель. Господин Пиляев мрачнел с каждой минутой.

— Вот что, Маруш, — перебил он меня. — Помолчите немного. Мне совсем не нравится ваш рассказ.

Я судорожно выдохнула и стиснула зубы.

— Не вздумайте реветь. Объясните, как до вашей деревни ехать. Я на обратном пути взгляну на вашу мать.

— У меня денег нет, — шмыгнула носом я.

— Это я уже понял.

Словно гора упала с моих плеч. Глотая слезы, я отвернулась. И кому мне возносить благодарственные молитвы за эту чудную встречу?

Между тем доктор Пиляев замолчал угрюмо, наверное, уже жалея о порыве милосердия, но мне было все равно. Он обещал — значит, есть надежда. Если мать выздоровеет… Клянусь, я буду самой нежной и послушной дочерью!

***

Дом Долоховых впечатлял своей гармоничностью. На Юге я прежде не видывала таких усадеб. Наши дома или из дерева, или с каменным подклетом, балконами и широкими окнами, высокие и светлые. Здесь же было двухэтажное здание с большим полукруглым крыльцом, белыми стенами и простыми ставнями, выкрашенными в голубой цвет. Настоящая черепица на крыше, окна узкие, но их много.

— А вы всегда сами правите лошадью? — полюбопытствовала я, легко спрыгивая с “эгоистки”.

— Всегда, — удивленно взглянул на меня Пиляев, достав из-под сидения медицинский саквояж. — А как иначе?

— Вам кучер нужен. Вон сколько ехали, устали, верно?

— Я привык.

— И все же не пристало, чтобы у лекаря дрожали руки.

Пиляев выразительно закатил глаза, но сдержался. Пробормотал только:

— Какое ценное замечание. И что бы я делал без ваших советов?

Это он мягко. Мне следует держать язык за зубами, иначе могу и подзатыльник схлопотать. Забылась, что теперь я мальчик. А мальчикам спускают куда меньше.

Пиляев зашел в дом, а я осталась топтаться у крыльца. Храбрость меня покинула. Что я скажу Долохову? Как докажу, что чего-то стою?

— Эй, малый, — окликнул меня бородатый мужик, распрягающий лошадь Пиляева. — Ты вообще чей?

— Свой собственный, — прикусила я губу и спрятала руки в карманах. — Хотел с Долоховым поговорить, на работу к нему проситься.

— Так чего ворон считаешь? В дом зайди. Или ты думаешь, что Казимир Федотович тебе навстречу выйти должен?

Что ж, поддержка конюха (или кто он там) меня немного успокоила. Каков хозяин, таковы и домочадцы. В шею не погнали, не обругали — и это о многом говорит. Значит, к людям здесь ласково относятся, без чванства.

Поднялась на крыльцо медленно, все еще нерешительно. Постучала в дверь. Постояла, раскачиваясь с пятки на носок. Ой, зря я сюда явилась. Сейчас меня прогонят взашей.

Неожиданно дверь распахнулась, и передо мной предстала высокая и очень красивая девушка. Как принцесса из сказки. Синие глаза, нежный румянец, золотые локоны. Мне никогда не стать такой. Будь я столь красива, то вышла бы удачно замуж и решила бы разом все проблемы. Впрочем, судя по белому в желтую полоску платью с