Дом бурь - Йен Р. Маклауд

– А где Клейд?..

Вскинув ружья на плечо, пересчитав патроны, дезертиры прошли по освещенной террасе мимо высоких и красивых окон Инверкомба – промелькнули их лица и блестящие доспехи, злопс рысью бежал впереди, а стервятник, вздыбив облезлую шкуру на загривке и настороженно озираясь, замыкал процессию. Остальные последователи собрались на террасе, провожая их; скандировали, воодушевляюще кричали, нестройно дудели. Вокруг Мэрион и Ральфа образовалась пустота.

– Как ты узнаешь, что я на месте? – спросила она.

Сверкнула молния. Ральф выпрямил спину.

– Я узнаю, как только установится связь.

– А если ничего не произойдет?

Он улыбнулся.

– Хуже, чем сейчас, уже не будет.

Прогремел гром.

– Что ж…

Со свистом пронесся снаряд, озарив светом партерные сады. Плотный воздух ударил в лицо волной, которая отхлынула, шипя, и со звоном посыпались вертящиеся, заряженные эфиром осколки шрапнели.

– Это было неизбежно, – спокойно сказал Ральф, наблюдая, как полыхает растительность. – Возможно, Восток, но куда вероятнее, что Запад. Артиллеристы пристреливаются, дают о себе знать. Телефонным линиям это не повредит – они под землей. А теперь ступайте. Поторопитесь!..

Мэрион повернулась. Она и дезертиры направились в ночь, а затем Ральф, который отправил немало таких отрядов во тьму неизвестности, заковылял обратно в дом вместе с другими последователями. Откашлявшись, он велел всем спуститься в помещения для прислуги, где они будут в безопасности от любого шального снаряда. На самом деле он не ожидал серьезного обстрела, но хотел побыть в одиночестве.

Волоча ноги, он пересек западную гостиную, где свечи, зажженные к ужину, давно погасли. В просторном и пустом холле сияла электрическая люстра, и Ральф порадовался, что дальше идти не надо – точнее, не надо подниматься по парадной лестнице. Теперь каждый вздох отдавался в голове гулким эхом. Сердце колотилось. Происходящее еще сильнее походило на сон, чем в тот раз, когда он вошел в особняк в шлеме-аквариуме. Через несколько секунд он снова поговорит с матерью. Это казалось совершенно невозможным, но у него не было ни тени сомнения. Он ступил на этот путь в тот снежный день под Херефордом, и грядущей ночью, так или иначе, он, путешествие и война закончатся навсегда.

До будки осталось несколько шагов. Потом он даст отдых телу, а действовать будет разум. По крайней мере, больше не стреляли. Во всяком случае, пока. Ральф переживал, не соврал ли он Мэрион по поводу намерений двух армий, а еще – о том, имело ли это значение, о том, насколько сильно он ее на самом деле любил, и что случилось с бедолагой Клейдом, и было ли им что терять. Затем он со смутной радостью подумал про Хелен в Лондоне, про Флору и Огастеса – Гасси, – которые, вероятно, проспят все эти события, когда столица погрузится во тьму и тишину. А утром… о да, утром…

Ральф остановился, пошатываясь. Он осознал, что был не один. Из потаенных пространств Инверкомба явились преображенные, которых Клейд называл Осененными. Серебристые и легкие, как потревоженная пыль, пахнущие морем, камнем и немыслимо древним деревом, они рывками, с шелестом скользили над ковром и казались ему уже не печальными и ужасными, а причудливо красивыми. Ральф оставил дверь телефонной будки открытой, и Осененные собрались вокруг, когда он набирал номер. Cтоило соединиться с Айнфелем, и вся боль прошла, а в голове зазвучала невыразимая песня.

XVIII

Клейд бежал по мерцающим ночным просторам следом за Мэрион Прайс и другими Потусторонними. С неба донесся жуткий грохот. Деревья, раскрашенные бесконечной осенью в безумные цвета, вспыхнули. Разъяренный ветер бил его по лицу. Но он был Клейдом, Милым Мальчиком, и это было поле битвы. Ничто не могло его остановить.

Небо вновь рассекла белая рана. Тени распластались на умирающей земле. Что-то вспыхнуло, повалил дым, посыпались камни. Клейд оглянулся на Инвер-как-его-там. Он превратился в центр земли и неба, которые соединялись через колонны света и тьмы. Особняк был войной и бурей, и земля вращалась под ногами Клейда, и воздух на бегу казался ему плотным, неподвижным. Опять вспыхнул свет, на этот раз в отдалении; пролился сверкающим потоком. Клейд нашел Потусторонних, которые прятались в кустах. Его встретили ругательствами и ружейными щелчками.

– Не стреляйте! – Голос Мэрион Прайс. – Клейд… – Ее лицо в полной тишине между громовыми залпами казалось бледнее обычного. Ее сердце. Ее маска. – Ты должен вернуться.

Он покачал головой.

– Здесь небезопасно. – Ее рука на его щеке. На этот раз он не вздрогнул, просто спросил:

– А где безопасно?

Кто-то из Потусторонних хмыкнул. Мэрион Прайс улыбнулась.

– Тогда держись поблизости от меня. Нам надо двигаться дальше.

Клейд понятия не имел, куда они направляются, хотя знал, что нечто жизненно важное следует совершить как можно скорее и тайком – и тогда война закончится. Еще он понимал – как будто такое вообще можно было не понять, когда орудия со всех сторону рокотали свое гулкое «Мэ-ри-он!», – что надо любой ценой защитить Мэрион Прайс. И вот впереди на небольшом холме показались блистающие хрустальные башенки с радужными переливами, похожие на чью-то манящую ладонь.

Странное сооружение из блестящего, как стекло, камня как будто двигалось к ним по разрушенной земле. Почти на месте. Другие Потусторонние вглядывались в наступившую тишину холодными черными глазами своих ружей. Несмотря на причудливый сверкающий облик, это строение с декоративными башенками не было миражом, ибо к нему вела тропа. И упиралась в дверь, к которой побежала Мэрион Прайс, вырвавшись из-под защиты Потусторонних. Клейд побежал следом, и именно в этот миг темноту заполнили вспышки выстрелов.

Элис Мейнелл запустила руку поглубже в свой саквояж и, вдыхая его утраченные чары, сама почти такая же легкая, как вздох, собрала прозрачными пальцами страницы, излучающие дивотьму. Символы – белые завихрения эфирированных чернил, кометы, вращающиеся планеты, звезды на своих орбитах – пели ей песню. Это была та же самая песня, которую слышал обычный точильщик, затачивая нож, – ощущение, подсказывающее, что сотворенное тобой давно ждало своего часа и ты всего лишь протаскиваешь нечто совершенное через крошечную дырочку, проделанную твоим желанием в ткани бытия, – но еще никогда она не звучала так громко. Даже в замковом камне величайшего здания, даже в узах, сковавших Луну с Землей. И даже в момент величайшего из всех творений, когда сам Господь Старейшина повелел вселенной возникнуть. Впрочем, подумала Элис, управляя опадающими хлопьями ночи при помощи чувств, которые больше не могла описать, почти наверняка Он чувствовал себя именно так.

Ее никогда особенно не мучили сомнения, однако все