Прыжок "Лисицы" - Greko

— Ты всамделишный черкес? — полюбопытствовал матрос.

— Грек, — ответил я, немного поколебавшись.

— Выходит, ты и вправду толмач?

Я сказал одну фразу на пяти языках. Моряк только глазами похлопал.

— Похоже, погорячились с тобой. Ты не держи зла на нашего Старика. Он весь как на шарнирах. Сначала два дня не могли за вами угнаться. Теперь будем у входа в порт Геленджика болтаться, пока ветер попутный не поймаем.

— А шхуна?

— Ее гребным судном в бухту затащат. А нам такое — позор!

— А два дня идти тридцать километров от Геленджика до Сухум-Кальской бухты — нормально?

— Говорю же, капитан на взводе, бесится, ждет нахлобучки от контр-адмирала. Весь извелся. Еще этот англичанин всю кровь выпил. Судом грозится. Прессом каким-то.

— Может, прессой? Газетами?

— От оно как! А мы все гадаем: что за пресс такой страшный.

— Тут уж нечего поделать! Скандал будет изрядный. Да и вы себя показали не с лучшей стороны.

— Тут не поспоришь. Старик недавно с нами. «Аякс» — посудина не из лучших. К нему приноровиться нужно. Одни прямые паруса. Только грота-гаф-трисель косой.

— Ты про гафельный парус на гроте?

— Разбираешься?

— Есть немножко. Правда, я больше на пароходах ходил.

Тут я решил язык прикусить. Лишнего уже много наболтал. Впрочем, уверен, что матрос доложит офицерам всё, что я сказал. Те — капитану. А уж он-то должен сообразить, что перестарался с моим арестом.

Я рассчитал все верно. На следующий день, не успели матросы разговеться на шканцах, Вульф спустился ко мне. С минуту меня разглядывал, не решаясь начать разговор.

— Вы не вписаны в судовую роль «Виксена», — сказал вдруг тоном, который можно было бы признать за извинительный с очень большой натяжкой.

— Снимите с меня папаху. Там за подкладкой найдете документы, которые все разъяснят.

— Скажите так. Я уже понял, что вы не тот, за кого себя выдаете.

— Там русский паспорт и обращение ко всем русским начальствующим офицерам оказывать мне содействие.

— Вот же меня угораздило! Все ж я, пожалуй, посмотрю.

Он снял с меня папаху. Нащупал под подкладкой вставку из гибкой кожи. Вытащил перочинный ножичек, но вспарывать не стал. Понял по моему уверенному тону, что не вру.

— Кто дал вам эти бумаги?

— Феликс Петрович Фонтон из посольства в Константинополе. Обо мне знают только де Витт в Крыму, а также Вельяминов и Засс — в Кавказском Отдельном корпусе.

Вульф нервно сглотнул. Морякам не привыкать иметь дело с лазутчиками. Сколько их было тайно перевезено в укромные бухты по приказу контр-адмирала!

— Я немедленно распоряжусь снять с вас цепи!

— Не спешите! Белл на корабле?

— Куда же он денется? Конечно, здесь. А! Я догадался! Вы не хотите себя раскрывать перед англичанином!

— Вообще-то, он шотландец. Но вы все поняли правильно. Есть ли возможность все отыграть назад и отпустить «Виксен»?

— Это уже невозможно. Шхуну отбуксировали на веслах в порт. Решение по ней будет принимать мой начальник. Но что здесь не так? Что я сделал неправильно⁈ — задохнулся он от тревоги.

Было видно, что капитан-лейтенант не на шутку перепугался. У него с самого начала с «Лисицей» все шло сикось-накось. Теперь же, когда замаячили призовые выплаты, мои слова вышибли из него дух. Он уже понял, что вместо денег может заработать приличный геморрой, вплоть до нехилой баррикады на карьерной лестнице.

— Вы попали в сети, которые расставили англичане, — объяснил ему, чтобы не мучился неизвестностью. — Но любой на вашем месте вляпался бы точно также.

Я изрядно покривил душой. Если бы он меня спокойно выслушал, все могло бы пойти иначе. Вульф это понял сразу и посмотрел на меня с благодарностью. Для него моя позиция теперь могла иметь первостепенное значение. «Ключевой свидетель!» — мне оставалось лишь горько насмехаться над своим уникальным положением. Что для Вульфа, что для Белла мое слово могло стать решающим.

— Чем я могу облегчить ваше положение? — спросил капитан, вытирая пот со лба. В трюме было душно и влажно.

— Как-нибудь перетерплю, — вздохнул я в ответ.

— Ваше ожидание может затянуться надолго.

— ?

— Мы не можем при таком ветре зайти в бухту. Возможно, придется проболтаться в море день-другой. Я распоряжусь, чтобы вам принесли подстилку, фонарь и отстегнули цепь от пиллерса.

— Думаю, пока этого будет достаточно. Не забудьте вернуть мне мои револьверы!

— Они такие красавцы! — вздохнул Вульф. Стало понятно, что он мысленно пристроил мою «прелесть» в своих карманах. — Может, продадите?

Я отрицательно покачал головой.

Он печально махнул рукой на прощание и удалился, громко топая по трюмному настилу. Я остался в трюме, посаженным, как говорят на флоте, в железо и томящимся в ожидании непростой встречи с контр-адмиралом Эсмонтом.

[1] Бора или норд-ост — бич Цемесской бухты. В 1848 г. стала причиной гибели эскадры П. Н. Юрьева. Вполне возможно, что медлительность капитана «Аякса» была вызвана его осведомленностью о коварстве местного ветра. А вот англичане серьезно рисковали, не ведая об опасности. Ветер мог сорвать вершину волны и бросить ее на паруса. Если было ниже нуля, корабль моментально терял устойчивость. Именно так в ноябре 1839 г. на тот самом месте погиб люггер «Геленджик».

[2] Сажать в железо — вид флотского наказания в XIX веке.

Глава 5

Курс — на Севастополь!

Николай Павлович Вульф, к моему великому сожалению, оказался чертовым пророком. Мы смогли проникнуть в бухту только через два дня. Белла немедленно отправили на «Виксен» в общество разобиженного капитана Чайлдса. По всему выходило, что шкипер был не в курсе затеи его нанимателей. Иначе он не стал бы так яростно протестовать против транспортировки шхуны в Геленджик. Этой парочке придется еще долго выяснять отношения, если мне не удастся убедить контр-адмирала отправить ее вместе с «Лисицей» восвояси.

Он держал свой флаг на 44-пушечном фрегате «Анна». Меня доставили к нему тайком от всех, как только стемнело. Цепи, конечно, сняли и дали возможность привести себя в порядок. Даже кинжал вернули. Так что пред ясные контр-адмиральские очи я предстал в виде, за который краснеть не пришлось.

— Экий ты бравый черкес! — приветствовал меня сидевший за столом за горой бумаг офицер в расстёгнутом мундире с золотыми эполетами и шитьем. — Давай, голубчик, не тушуйся. Расскажи старику, чем ты так моего капитан-лейтенанта в смятение ввел. Обращайся ко мне по-простому, по имени-отчеству. Самуилом Александровичем прозываюсь. Ты человек не военный. Тебе можно.

У меня бы язык не повернулся назвать стариком 56-летнего бравого моряка. И юлить с ним