Черное золото - Алим Онербекович Тыналин

— Стоп! Немедленно остановите бурение! — резкий крик Островского заставил всех вздрогнуть. Химик уже бежал к устью скважины, размахивая мерным стаканом. — Раствор никуда не годится!

Лапин дал команду остановить работы. Механизмы медленно затихли. Бригада недовольно переминалась с ноги на ногу — опять простой.

— Смотрите, — Островский показал мне свежую пробу. — Вязкость упала вдвое. При такой консистенции раствор не сможет поднимать шлам. Все осядет на забое.

Мы отправились посмотреть, что не так.

В полевой лаборатории ученого, устроенной в большой армейской палатке, царил творческий беспорядок. Всюду колбы, пробирки, какие-то реактивы. На столе разложены страницы из записной книжки Ипатьева. И повсюду на страницах узоры.

— Нужно срочно менять состав, — Островский быстро делал пометки в блокноте. — Добавим хлористый кальций… Нет, лучше калий… И немного извести для стабильности.

— Сколько времени потребуется? — спросил я, глядя в окно палатки на застывшую буровую.

— Час на приготовление нового раствора. Еще час на испытания. — Он смешивал компоненты в большой емкости. — Главное понять, как раствор поведет себя при отрицательных температурах.

Снаружи донесся недовольный гул голосов. Буровики собрались у полевой кухни, обсуждая вынужденный простой. Лапин пытался объяснить необходимость остановки:

— Товарищи, без качественного раствора можем потерять скважину! Давайте лучше подождем…

— Сколько можно ждать? — раздался чей-то возглас. — То газ, то раствор… Так до зимы не управимся!

Все верно. Что-то у нас много препятствий. Как будто все против нас. Успею ли я выполнить задуманное?

Я вернулся в лабораторию. Островский колдовал над новой смесью:

— Вот, попробуйте, — он протянул стакан с буроватой жидкостью. — Кажется, нашел нужную пропорцию.

Раствор медленно стекал по стенкам, оставляя ровную пленку. Химик опустил в него кусочек породы, тот сразу всплыл на поверхность.

— Теперь должен работать, — удовлетворенно кивнул Островский. — Вязкость выше, а температура замерзания ниже. Можно пробовать.

Через два часа бурение возобновилось. Но драгоценное время было потеряно.

Впрочем, новый буровой раствор работал как надо. Я наблюдал, как темная жидкость равномерно поднимает шлам из скважины. Уверенные движения бурильщиков, мерный гул машин, все говорило о том, что производство наконец вошло в нормальный ритм.

— Ну как, Гавриил Лукич, довольны результатом? — спросил я у Островского, который тоже внимательно следил за процессом.

— Пока держится, — кивнул химик, забирая очередную пробу. — Но надо следить за вязкостью. При резком похолодании возможны сюрпризы.

После осмотра буровой я собрал бригадиров в штабной палатке. Лапин развернул график смен:

— Предлагаю поставить опытных бурильщиков в ночную смену. Молодежь пока не готова работать в темноте.

За обедом инженеры обсуждали технические вопросы. Рихтер что-то чертил прямо на полях рабочего журнала, объясняя особенности работы нового парового привода. Зорина настаивала на дополнительном отдыхе для ночной смены.

Кудряшов разложил на столе последние геологические разрезы:

— Видите эти включения? — он указал на темные прослойки в образцах породы. — Похоже на следы газовых карманов. Надо быть готовыми к новым выбросам.

После обеда я быстро набросал текст телеграммы в Москву: «Проблема бурового раствора решена тчк Работы возобновлены тчк Идем по графику тчк». Хотя последнее утверждение было явным преувеличением. Мы уже отставали от намеченных сроков.

После этого я вернулся на буровую. Наблюдал за работой экспедиции. Пока все вроде хорошо. Но я не успел порадоваться. Тут же возникли проблемы.

Первый тревожный признак появился около двух часов дня — металлический скрежет, едва различимый за привычным шумом работающей буровой. Рихтер среагировал мгновенно:

— Заглушить машину! Немедленно! — его властный окрик перекрыл грохот механизмов.

Бурильщики бросились к рычагам. Огромный маховик медленно остановился, и в наступившей тишине отчетливо послышался неприятный скрип.

— Вот он, голубчик, — Рихтер подошел ближе, ощупал главный вал длинными пальцами. — Смотрите, Леонид Иванович.

В тусклом свете переносной лампы я разглядел тонкую трещину, змеившуюся по поверхности металла. Старый инженер достал из кармана лупу:

— Усталостное разрушение. Вибрация, перепады температур… К тому же и в основании привода трещина наметилась.

— Какие предложения? — спросил я, понимая, что каждый час простоя обойдется нам очень дорого.

Рихтер снял пенсне, протер стекла:

— У меня есть идея. В Бугульме на складе видел старые паровозные бандажи. Если их расточить под размер вала и стянуть горячими… — он быстро набросал схему в блокноте. — А трещину в основании можно перекрыть стальными накладками с болтовыми стяжками.

Я посмотрел на схему. По-хорошему надо заказывать оборудование с завода. Но тогда мы вообще отстанем от графика.

— Сколько времени на все про все?

Рихтер пожал плечами:

— Надеюсь, к ночи управимся. Только нужны толковые слесари.

Лапин оживился:

— Так у нас же Егор Кузьмин из железнодорожного депо! И Валиулин — тот еще мастер.

Закипела работа. Кузьмин, коренастый бородач с вечно прищуренным глазом, командовал бригадой слесарей. Валиулин, худой, подвижный татарин, организовал доставку бандажей из города.

— Для равномерного нагрева нужен мощный горн, — Рихтер осматривал привезенные детали.

— Сделаем, — усмехнулся Кузьмин. — У нас в депо и не такое варганили.

К вечеру возле буровой пылал самодельный горн. Раскаленные добела бандажи осторожно насаживали на вал. Металл остывал, намертво обжимая трещину.

— Теперь основание, — Рихтер протирал запотевшие очки. — Ставим накладки крест-накрест и стягиваем болтами.

Валиулин колдовал над хитрой системой стяжек:

— Вот здесь еще клин загоним, для верности.

Около десяти вечера ремонт закончили. Рихтер лично проверил каждый узел:

— Теперь можно запускать. Только первый час на малых оборотах.

Паровая машина снова ожила. Главный вал плавно вращался, без прежнего скрежета. Бандажи держали намертво.

— Надолго хватит? — спросил я у Рихтера.

— До весны должно выдержать. А там посмотрим, — он с удовлетворением разглядывал дело своих рук. — Иногда простые решения надежнее сложных.

Кузьмин с Валиулиным собирали инструменты, явно довольные результатом. Такие мастера на вес золота. Это оказались настоящие умельцы, способные починить почти все подручными средствами.

Буровая снова работала. Мы потеряли день, но могли потерять недели. Русская смекалка и инженерный опыт Рихтера в очередной раз выручили нас.

После успешного ремонта вала настроение в лагере заметно улучшилось. Однако радость оказалась преждевременной. Кудряшов появился на буровой площадке с встревоженным видом, прижимая к груди планшет с образцами.

— Леонид Иванович, нужно срочно посмотреть последние пробы, — его обычно спокойный голос звучал напряженно.

Опять не слава богу. Мы отправились подальше.

В полевой лаборатории геолог разложил на столе куски породы, поднятые с глубины пятидесяти метров. Под яркой лампой отчетливо виднелись необычные прожилки.

— Видите эти пустоты? — Кудряшов указал на характерные каверны в известняке. — А теперь взгляните сюда, — он достал пробу, взятую часом позже. — Порода буквально рассыпается в руках.

Рихтер внимательно изучал образцы через лупу:

— Похоже на зону тектонического разлома. Трещиноватость увеличивается