Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

сейчас служит писарем у какого-то генерала в Тоа-Алоне. Твой отец самый поразительный мастер своего дела из всех, с кем я знаком. Если у тебя хотя бы половина его мозгов – даже если другая испорчена восточной кровью, – ты все сдашь.

Меня возмутили его слова, но я не мог ничего сказать хозяину дома, поскольку это считалось дурным тоном. Господин Йат налил нам сливового вина, мягкого и сладкого, которое приятно отвлекло меня от беспокойных мыслей. Я довольно быстро осушил свою чашу, но, когда господин Йат собрался снова ее наполнить, Коро Ха перевернул свою вверх дном и со значением посмотрел на мою.

– Завтра тебе потребуется ясная голова, – сказал он.

– Пусть мальчик немного повеселится, – заявил господин Йат, перевернул чашу Коро Ха и наполнил ее вином. – Расслабленный ум отличается быстротой! Я не помню, кто из мудрецов это сказал, но уверен, что кто-то из них определенно такое говорил.

Коро Ха отодвинул чашу.

– Прошу меня простить, господин Йат. Мы благодарны вам за гостеприимство, но молодому мастеру Вену – и не важно, испорчена у него кровь или нет, – суждено стать больше чем младшим писарем у какого-то генерала на задворках империи.

С этими словами он встал, поклонился хозяину и выжидательно на меня посмотрел. Вино уже ударило мне в голову, но я знал, что, когда у моего наставника такое выражение лица, лучше подчиниться. Господин Йат принялся бормотать что-то насчет того, что помочь моему отцу для него огромное удовольствие, пожелал мне успеха на экзаменах и наполнил свою чашу вином.

Когда мы вошли в вестибюль гостевого крыла, Коро Ха остановился, и я испугался, что он решил в последний раз прогнать меня по всем заданиям, но он взял шкатулку с кистями, которую мама подарила мне в честь предстоящих экзаменов. Она была невероятно красивой, покрыта лаком и разрисована ветками ольхи. Коро Ха протянул ее мне, и я взял шкатулку в руки, чувствуя значимость момента, как и когда бабушка дала мне имя.

– Мы будем тобой гордиться, Вэнь Ольха, – сказал Коро Ха. – Хороших тебе снов.

Но той ночью я лежал без сна, вспоминая и повторяя сотни лекций и афоризмов, которые знал наизусть, волнуясь по поводу дюжин возможных вопросов для эссе, а также опасаясь, что кто-то из экзаменаторов поймет, что означают шрамы на моей правой руке. Мне удалось ненадолго уснуть, но меня мучили кошмары. Несмотря на то что я мечтал забыть ту ночь, когда я обратился к магии, не имея ведьминых отметок на руке, что привело меня к ужасным последствиям, мое спавшее сознание вытащило наружу воспоминание о том, как я долго, мучительно полз по заросшей травой тропе. Я чувствовал на себе каменные глаза волчьих богов, словно они следовали за мной через лес. А их слова, произнесенные шепотом, выплывали из теней на его границе.

– Этот?

– Недостоин.

– Провал.

Я допивал четвертую чашку черного чая, когда Коро Ха проснулся.

Его взгляд остановился на мешках у меня под глазами. Что могло быть ужаснее утром перед экзаменом? Я ожидал, что он меня отчитает или, того хуже, попытается успокоить. Но мой наставник положил руку мне на плечо и улыбнулся.

– Думаю, мы все ужасно спим перед экзаменом. Но никто не отменял надежду.

Вскоре я стоял среди кандидатов, выстроившихся плечом к плечу на выложенном мрамором дворе под огромным залом для аудиенций во дворце губернатора. На флагштоках трепетали знамена, и ароматный дым поднимался над бронзовыми курильницами, расставленными на верхней площадке лестницы, находившейся прямо перед нами. Пот пропитал наши шелковые одеяния и войлочные остроконечные шапки.

Губернатор в сопровождении двух помощников прошел между двумя столбами у входа в зал для аудиенций. Он также ради столь знаменательного события надел остроконечную шапку и развевавшееся одеяние ученого, но, в отличие от нас, на его рукавах и спереди на шапке были вышиты два золотых крыла, означавших, что он получил высшие оценки на имперских экзаменах.

Под шапкой на лбу серебряными чернилами был нарисован знак, и даже издалека я узнал имперскую тетраграмму: четыре логограммы, образовавшие квадрат, а все вместе означали неизменное имя императора. Когда мрачный взгляд губернатора остановился на мне и задержался на мгновение, у меня возникло ощущение, будто я привлек его особое внимание.

Неужели он увидел на моем лице тень сходства с печально знаменитым дядей?

Я невольно задержал дыхание, а когда его взгляд переместился, услышал, как стоявшие рядом со мной молодые люди тоже с облегчением выдохнули.

– Юноши Найэна, – крикнул губернатор, и его голос эхом отразился от стен двора, – сегодня вас ждут величайшая честь и испытание, которые выпадают мужчине. Впервые самые яркие умы вашей провинции будут возвышены до выдающейся службы на благо нашей империи. Но из вас только один получит высшее звание Руки императора.

Он выставил перед собой правую руку, шрамы на которой имели форму такой же тетраграммы, как и на лбу.

– Эта рука с печатью творит свои дела неизменным именем императора. Через нее он вершит правосудие. Ее могут получить только губернаторы, генералы и ученые, и теперь пришло время одному из ваших сограждан – рожденному в Найэне, который является младшим приемным сыном императора, – возвыситься до статуса Руки. Один из вас закончит испытание, получив печать. Помните об этом, и пусть данное знание вдохновит вас на достижение высоких результатов.

Тетраграмма у него на руке засияла серебристым светом, на кончиках пальцев появился белый огонь, а когда он сжал их в кулак, вспыхнул, точно молния, и тут же погас. Юноши вокруг меня приветствовали его восторженными криками, мы привыкли к подобным демонстрациям во время новогодних фестивалей, и они создавали радостное настроение праздника. Только я один молчал. Я тоже видел такие представления, но никогда прежде не находился настолько близко, чтобы почувствовать магию так же, как колдовство бабушки. Когда она зажгла пламя, у меня возникло ощущение, будто моя кожа горит в лихорадке.

Когда она меняла его направление, у меня начинали болеть все мышцы. Единственное, что объединяло две магии – ее и губернатора, – это легкий запах горящей корицы и резкое обострение всех моих чувств. Однако его заклинания казались более абстрактными и одновременно тяжелыми, как будто с неба падали каменные стены, чтобы изменить рисунок мира.

Писарь выкрикнул мое имя, потом еще раз, возвращая мои мысли к настоящему. Я последовал за ним вместе с семью другими кандидатами, которые болтали между собой, в то время как я размышлял над своими ощущениями, которые вызвала у меня магия губернатора.

– Какое потрясающее зрелище! – сказал парень рядом со мной. Он