Смутные дни - Тим Волков

— Вот, Ефиму и Марье — салицилку, по ложке раствора каждые четыре часа, жар сбивать. Пете — то же, но половину дозы, и ромашковый настой для полоскания горла. В Зарное Аглае пошлите, она пришлёт, что есть. Я в город телеграфирую за лекарствами. И следите, чтоб никто к больным без нужды не лез. Заразная штука.

Прохор Семёнович просиял, сжал руку доктора.

— Благодарствую, Иван Палыч! Спаситель наш. Ежели б не вы, сгинули бы. Вот что значит опыт! А то это молодой прибежал, глаза — как блюдца, написал что-то в бумажках и исчез. А ты хоть успокоил. Подожди-ка…

Староста метнулся в угол избы, вытащив из-под лавки свёрток, завёрнутый в холстину. Развернул — пара новеньких кожаных ботинок, чёрных, с крепкой строчкой и блестящими носами.

— Вот, бери, в подарок. Денег у нас нет, но вот хоть так отблагодарю. Иван Палыч, тебе дарю. Кстати, в вашем Зарном купил. Взял — да малы оказались, жмут. А тебе в самый раз будет, за твою доброту.

Иван Палыч, опешив, глянул на ботинки. Кожа была добротная, юфтевая, швы ровные — такие в городе рублей под сорок уйдут. Он вспомнил свои стоптанные сапоги. А тут… И в самом деле в селе сейчас не бедствовали, особенно те, у кого было хозяйство, раз могли такие подарки раздавать.

— Это что, Прохор Семёныч? Ботинки?

— Ага, — кивнул староста, сияя. — Берите, Иван Палыч, благодарность от Ключа. Вам по деревням мотаться, а в этих по грязи сподручнее.

— Спасибо, — улыбнулся доктор, — но не возьму. Ботинки добрые, кожаные, вижу. Но не могу. Сам понимаешь — должность у меня сейчас не такая, чтобы просто так подарки от всех брать.

Прохор, крякнув, убрал свёрток.

— Понимаю, Иван Павлович. Понимаю. Ну яичек хоть возьмёшь в дорогу? Да гуся. Запечешь дома.

— Прохор Семенович…

— Эх, — вздохнул староста. — Ну как же? Бесплатно что ли ездил сюда?

— Не бесплатно, — ответил доктор. — Мне зарплату земство платит. Так что не переживай.

— Ну, как знаешь, доктор. Но мы не забудем. Зови, ежели что, а я за больными присмотрю. Все как велено сделаем.

Иван Палыч попрощался со старостой и направился обратное в Зарное — предстояла долгая нудная бумажная работа.

* * *

Уже в самом Зарном, подъезжая к больнице, Иван Павлович встретил Игната Устиныча, дядюшку Андрюши. Тот шел с большой сумкой, еще и за спиной нес неподъемный рюкзак.

— В городе был, — пояснил Игнат, останавливаясь, чтобы перевести дыхание и кивая на свою ношу. — Прикупил кое-чего. А у вас как дела, Иван Павлович?

— По разному, — ответил доктор.

— А новости какие в городе, не знаете? Говорят, питейные скоро закроют. Вот переживаю как будем. Даже решил другим делом попутно заняться — а то мало ли. А вы никак с Ключа? Говорят, там хворь какая-то приключилась.

«Интересно, откуда он знает что я с Ключа?» — подумал доктор. И отмахнулся:

— Да так, пустяк, — и спросил, чтобы перевести разговор: — А как Андрюша ваш? Учится у Рябинина?

Игнат расправил плечи, гордо кивнул.

— Учится, Иван Палыч, и неплохо! Степан Григорьич хвалит — говорит, арифметику схватывает, да и в театре его кружка пробуется. Парень растёт. Только шустрый больно, за ним глаз да глаз.

— Хорошее дело, — улыбнулся доктор. — Тоже заходил в школу. Рябинин Шекспира ставит.

— Куда ставит? — не понял Игнат. — Шекспир — это же конюх с Ключа который?

— Это… впрочем, не важно. Игнат Устиныч, мне пора — еще бумажной работы полно.

— Да, конечно, не смею отвлекать, — кивнул тот. И прищурился, глянув на ноги доктора. — Иван Палыч, а ботинки-то ваши… Вижу, крепкие, да стоптались совсем. По грязи на «Дуксе» гоняете, поди, кожа износилась?

Иван Палыч опустил взгляд на свои ботинки — кожа и правда потрескалась, швы разошлись от вечных луж.

— Есть такое, — пожал он плечами. — Но пока держатся.

— Иван Палыч, вы непременно ко мне загляните! Сам шью, наладил производство ботинок. Мастерскую открыл. Как и говорил — на всякий случай, вдруг трактир того самого, закроют. Кожа юфтевая, хорошая, крепче не найдёте. Для вас, как доктору, отдам недорого — за тридцать рублей. В городе такие под пятьдесят уйдут, а то и дороже, кожа нынче в цене!

Доктор, хмыкнув, покачал головой. Опять ботинки? Сегодня явно ботиночный день! Все так и норовят новую обувку всучить!

«Может и вправду взять? Ведь не в подарок, за деньги, да и позволить могу».

— Спасибо, Игнат Устиныч, за заботу. Как-нибудь на минуте загляну.

На том и распрощались.

Родная больница… Иван Павлович остановился у входа, откатил «Дукс» во двор. И с удовольствием размялся после поездки в Ключ.

Весна набирала силу: воздух пах сырой землёй и дымом от печей. Чирикали воробьи, прыгая по голым веткам. Зарное… как же он по нему соскучился!

Мысли доктора кружились вокруг отчета по Ключу — думалось, как все составить, попутно размышляя, как под это дело выбить лекарств и перевязочного материала для Ключа. В селе был дефицит с этим.

Сняв очки и шлем, он поправил саквояж и вдруг заметил вдалеке знакомую фигуру, ковыляющую вдоль забора у сарая. Человек, ссутулившийся, в потрёпанном тулупе и низко надвинутой шапке, показался знакомым, но доктор не мог вспомнить, кто именно это такой.

Иван Палыч прищурился, вгляделся. Вроде бы какая разница кто идет? Знакомые у доктора в Зарном были практически все. Но что-то в душе не давало отвести взгляд. Какое-то тревожное чувство. Казалось, что это знакомство тянется уже давно. И не самые хорошие воспоминания несет.

Фигура двигалась медленно, опираясь на палку, и явно не замечала его. Доктор, нахмурившись, шагнул ближе, и тут его осенило.

Субботин! Старший Субботин!

Тот самый, который воровал морфий и едва не отправил Ивана Павловича в тюрьму. Однако же сам угодил туда.

«Выпустили, значит, по амнистии», — подумал доктор, невольно сжав кулаки. Только этого еще не хватало!

Но как?.. как его могли выпустить? Впрочем, чему он удивляется? Гробовский ведь рассказывал, как 27 марта в Петрограде было выпущено на свободу около четырех тысяч уголовников. Новая власть посчитала их вполне порядочными людьми. Видимо Субботин тоже попал под эту категорию.

М-да уж, добропорядочный…

Иван Павлович присмотрелся, и кровь застыла в жилах: лицо Субботина, мелькнувшее, когда тот поправил шапку,