Саат. Город боли и мостов - Дарья Райнер

карманов лежала жемчужина в бархатном мешочке. Не просто жемчуг, которого полно на ярмарочных развалах. Священная ту-нор – «капля жизни» на языке та-мери: он нашёл её в руинах храма на острове Летнего Дождя и с тех пор берёг. Это последняя вещь, принадлежавшая Сеоху, ниточка из прошлого в настоящее.

Скат молчал, раздумывая. Может, пришла пора тянуть нити в будущее.

– Эбб, возьми с него Слово.

У Сынов была своеобразная клятва. Нарушивший её терял всякое уважение и становился изгоем.

– А ты не промах, парень! – Тайл подался вперёд, усмешка сошла с лица. – Держи моё слово: проиграю – сделаю всё, чтобы тебя с кодлой спровадить поскорее. Отшельник мне брат, отец и свидетель. – Он смачно поцеловал перстень на указательном пальце с изображением морского змея. – Доволен?

Скат кивнул

– Если выиграешь – она твоя.

Он достал жемчужину под восхищённый вздох Эбба.

– Да ладно, неужто тамерийская? Сильно же ты, брат, хочешь дёру дать! – Глаза Тайла загорелись. Он, кажется, мигом протрезвел.

Эббард скрепил договор и разыграл первый ход, спрятав кости в кулаках. Скат выбрал нечет, и Тайл бросил первым. Все три раза – удачно.

Жемчужина блестела в тусклом свете. Прощалась с хозяином.

Все прокляты. «Избавься от неё».

СТРАНИЦА ЧЕТВЁРТАЯ. Гости

20 день Заката, 299 г. от ВП

Острова Ржавых Цепей, Крепость

С руками, липкими от паутины, весь перепачканный в земле, он стоит на коленях. Роет ямку для мёртвой птицы. Зря платок развернул: не сразу догадался, что передал ему Сом. Послание от плеснявки.

Ёршик шмыгает носом. Прошлой весной он отнёс гнездо после шторма, и она затихла, а теперь опять…

Он вздрагивает и поводит плечами. Свет падает из кухонного окна так, что Ёршику всё видно. И немного слышно – сквозь приоткрытую на пол-локтя форточку. Всё главное сказано: Никсу оставят. Он рад. Не стал голосовать, потому что и так понятно. Он её нашёл, ему ли отказываться?.. Хоть и страшно, она ведь из племени. Тамерийка.

Ёршик слышал много жутких историй о кочевниках – ещё в приюте, среди Рассветных братьев и послушников. Говорили, они кровь пьют и на кишках гадают, детей приносят в жертву своим спящим богам… Даже сейчас у него по спине бегут мурашки, стоит вспомнить байки, рассказанные ночами.

Но Никса на первый взгляд – обычная девчонка. Знает общий язык, пускай и смешно растягивает слова. Ни клыков, ни чешуи, как у ревера вай. Смущается, не понимает, как у них тут всё устроено. Даже башмаки отказалась обуть… Чудна́я, но безобидная. Зря Скат на неё волком смотрел, она же не виновата.

Он чешет нос костяшкой большого пальца. В горле встаёт ком.

Ёршик скучает по Умбре. Так сильно, что внутри будто кусок за куском отрывается. С ней никто не сравнится и никогда не заменит. Дни идут, но Ёршик знает, что она жива. Заперта где-то там, во Внутреннем круге, но как только всё закончится, вернётся домой. Они снова будут вместе: Скат перестанет всех ненавидеть, Сом наконец улыбнётся, и они уплывут отсюда. Быть может, помогут Никсе отыскать родню, но самое главное – подальше, в Ядро, где совсем другая жизнь.

Именно это желание загадал Ёршик в день, когда они с Умброй сидели на берегу: он мастерил игрушечный корабль, а она по обыкновению придумывала сказки. В сказках всегда хороший конец.

Тогда он «похоронил» брошь-ласточку – на границе моря и земли. Не помогло.

Ёршик кладёт свёрток на дно ямки и присыпает землёй. Запрокидывает голову, глядя на кирпичную стену. Гнездо находилось под самым карнизом: весной в его спальне был слышен гомон и птичьи трели.

«Радуются, – говорила Умбра, – зовут тепло. Поют о жизни».

Понять бы ещё, что нужно духам. Ёршик хотел поступить как лучше, но ни ему, ни Сому не удалось прогнать плеснявку – так, чтобы насовсем.

Он отряхивает штанины, поднимаясь на ноги. На правом колене красуется заплата: на куске некрашеного полотна Умбра вышила солнышко. Он сначала думал возмутиться, мол, не маленький уже, чего совсем-то?.. Но потом оттаял. Умбра и солнце улыбались одинаково ясно.

Да и старалась она. В приюте Ёршика научили ценить всё, что для него делали другие. Не поблагодаришь смиренно – получишь оплеуху.

Но тут другое. Тут от сердца.

Она и правда многое делала. Не только для Ёршика, самого младшего из братьев, но для всех. Не могла иначе.

Чуть подумав, он опускает на могилу веточку игольника, растущего под окнами. Цветов не осталось; осень и листья скоро заберёт, обменяет на первый снег.

Не оглядываясь, он идёт к себе, отряхивает на ходу руки. Заходит в клозет, где в ряд стоят три умывальника, и убирает из-под ногтей кусочки земли. Умывается холодной водой, отфыркиваясь. Слышит шаги на лестнице.

Голоса в кухне стихли. Значит, разошлись.

Спальня Умбры теперь не пустует: в ней бьётся другое, живое сердце.

Ёршик находит на ощупь ручку двери, но не успевает шагнуть за порог. Холодные пальцы хватают за шкирку. Ёршик вскрикивает.

☽ ✶ ☾

Первым пришёл Улыбака.

Стал появляться в окнах, дверных перегородках из мутного стекла, осколках, которые братья выметали из-под мусорных завалов, – везде, где жили отражения. У него была длинная шея, как у гуся, и совершенно лысая башка. Череп, обтянутый кожей. Он скалил жёлтые зубы, растягивал безгубый рот в ухмылке, за что получил своё прозвище. Поначалу его видел только Ёршик: стоило позвать остальных, как Улыбака пропадал. Самый быстрый из них.

Конечно, Ёршика поднимали на смех. Мол, собственной тени боится. Вздрагивает, глядя в зеркала. А как иначе, если там эта рожа зубастая?.. Скалилась, тянула скрюченные грабли…

Следующим показался Соня – как только Ёрш ушёл от Карпа и перебрался в отдельную спальню. Он был не страшный, в отличие от Улыбаки. Просто бледный и очень грустный. Горбился в своём солдатском кителе, вздыхал, теребил воротничок, будто тот не давал ему дышать.

Только призраки не дышат.

И не говорят.

Под Соней не скрипела железная сетка кровати, но сразу становилось холодно, неуютно. Он был старше: должно быть, погодок Сому и Скату. Молодой, безусый, с большими прозрачно-водянистыми глазами в красных прожилках и гнойными болячками на веках. Ёршик привык к нему и перестал выбегать из комнаты, как в самом начале. Просто укрывался плотнее одеялом и засыпал. Отворачивался к стенке, чтобы не видеть чужого взгляда, хотя всё равно чувствовал его лопатками. Почему-то из всех жильцов Крепости Соня выбрал именно его и к другим ночевать не ходил. Может, у него при жизни был младший брат, кто знает.

Как