Семеро по лавкам, или "попаданка" во вдову трактирщика - Алёна Цветкова

Это не объясняло ничего. Хотя я быстро, чтобы он не заметил, окинула Тимоху взглядом… Любопытно же… Обычный мужик… Никакой чешуи и хвоста. И зрачки у него нормальные, круглые. Обычный человек.

Наверное, драконы — это какая то нация… А не настоящие драконы, о которых я читала в прошлой жизни. Но как же мне хотелось узнать всё точно! Если бы не страх разоблачения, то точно вцепилась бы в Тимоху, как клещ, и расспросила бы его как следует.

Авдотья встретила нас у распахнутых на всю ширь ворот. Уперла руки в бока, за неимением живота фартук вперёд выдвинула, брови нахмурила, нарочно опустив платок пониже, чтобы смотреться более грозной, и сверкала недовольно глазами.

Дети притихли, замедлились и отстали, спрятавшись за телегой от злой старухи… Тимоха наморщил лоб, будто с досадой. А у меня эта картина вызвала сразу два чувства одновременно. С одной стороны, мне, как и Анушке с Егоркой, стало как будто бы страшно. С другой, я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Потому что на минуточку показалось, будто Авдотья сейчас начнёт пар из ноздрей пускать и ногой шаркать, показывая своё негодование.

Интересно, что её так взбесило?! Неужели куры?

Оказалось — Тимоха.

— Опять припёрся! — яростно зафыркала Авдотья. — Сейчас то чего надобно?! Не рады тебе здесь. Езжай прочь!

Ну, такого я уже стерпеть не могла. Из за телеги вышла, думая, что она просто не увидела нас, и попыталась уладить конфликт:

— Не ругайся, Авдотья, Тимоха помог нам, привез продукты. — Улыбнулась дружелюбно и похвасталась совершенно искренне, — Анушка с Егоркой сегодня сами всё покупали. И так отчаянно торговались, что купили вдвое больше, чем мы рассчитывали. Пришлось просить помощи, потому что на руках столько не унести.

Я рассмеялась, надеясь, что шутка разрядит ситуацию. Но ничего не изменилось.

Авдотья даже бровью не повела, стояла в воротах, как каменный истукан, и смотрела на Тимоху исподлобья. А он тоже молчал и не отрываясь глядел на Авдотью… Как будто давно знакомые враги, пришло мне в голову сравнение. Может, между ними ссора какая то давняя?

Так пусть ссорятся в другом месте. А здесь мой дом и мой трактир.

— Авдотья, — сменила я тон, — отойди. Тимоха помог нам, и я пообещала его накормить обедом.

— Обойдётся, — резко ответила Авдотья, продолжая буравить взглядом Тимоху.

Как будто она не кухарка, а я не хозяйка. Такого я стерпеть не могла.

— Авдотья! — Мой тонкий и пронзительный голос звучал слишком пискляво и несерьёзно. Но я совсем не шутила. — Я здесь хозяйка. И я буду решать, кого пускать в трактир, а кого нет. А если тебя это не устраивает, ты всегда можешь уволиться и поискать другую работу!

Если бы вместо моих слов здесь и сейчас взорвалась бомба, Авдотья и дети, наверное, не удивились бы сильнее. Все трое вытаращились на меня, выпучив глаза, словно нарисованные детской рукой лягушата. А вот Тимоха наблюдал за нами с искренним любопытством — будто юный вивисектор, возжелавший препарировать этих самых лягушат.

— Но я хотела бы, чтобы ты осталась, — смягчила я тон. По опыту прошлой работы я знала: люди ценят, когда начальство демонстрирует признательность, даже если эта ценность никак не подкреплена материально. — Без тебя мы не справимся. Без тебя нам будет плохо, ведь мы все одна большая семья…

Я произносила примерно те же слова, что и всегда, когда нужно было приструнить распоясавшегося работника. И эффект они обычно давали почти тот же самый… Но именно «почти».

Дети отреагировали как надо: тут же расслабились и заулыбались, решив, что инцидент исчерпан, проблема решена и всё вернётся на круги своя. А вот Авдотья вместо того, чтобы проникнуться и покаяться, зашипела на Тимоху, словно гремучая змея:

— Только один раз, дракон! И ты больше здесь не появишься никогда!

Тимоха молча кивнул.

А я вновь ощутила: что то ускользает от моего понимания. Почему драконам нельзя в мой трактир? Всем без исключения или лишь некоторым? И почему всё таки разрешён этот единственный визит? Как же остро мне недоставало знаний о новом мире! Я попыталась отыскать хоть что то в «наследстве» от Олеси, и не нашла ничего. Словно кто то стёр папку с файлами, где хранились сведения об устройстве этого мира.

Впрочем, сейчас важнее было другое: я обязана была поставить Авдотью на место, ясно дать понять, кто здесь главная. Иначе она и дальше будет вертеть мной, как пожелает.

Поэтому я решительно схватила лошадь Тимохи за уздцы, невольно коснувшись тыльной стороной ладони его руки. Он тут же отпустил кожаный ремешок, касание вышло мимолетным, едва ощутимым. Я повела лошадь с телегой во двор; Авдотья в последний момент посторонилась.

Тимоха последовал за нами.

Дети, осознав, что конфликт улажен, помчались домой, им не терпелось рассказать младшим, как самостоятельно покупали продукты для трактира. Лишь Авдотья осталась у ворот.

Я обернулась. Сердце сжалось: она стояла такая несчастная, жалкая. Меня вдруг накрыло острым чувством стыда. Накричала на старую женщину, пусть не совсем зря, но всё же… Ведь она единственная, кто хоть как то заботился о той Олесе, что жила здесь до меня.

— Тимоха, — вздохнула я, — ты проходи, лошадь вон туда привяжи, возле конюшни. Там до вечера тень. И колода с водой там же: и лошадь напоить, и самому умыться можно, вода проточная, с ручья бежит. А я сейчас… — Я кивнула в сторону Авдотьи, давая понять, что мне нужно с ней поговорить.

— Идёт, — кивнул Тимоха, принимая у меня уздцы. Наши ладони снова соприкоснулись, и на этот раз мне показалось, что он сделал это намеренно.

Но я отмахнулась от назойливых ощущений и зашагала обратно к воротам. Чем ближе я подходила к сгорбившейся старухе, тем сильнее грызла совесть.

— Авдотья, — я подошла к ней сзади, тронула за плечо и развернула к себе, — прости. Я не хотела тебя обидеть.

Я ожидала увидеть слёзы или хотя бы обиду на её лице, но Авдотья смотрела на меня скорее задумчиво, чем расстроенно.

— Но я обещала Тимохе накормить его обедом, — добавила я.

Авдотья вздохнула, покачала головой и жалостливо произнесла:

— Ох, и дура ж ты, Олеся… Ох, и дура…

А потом шагнула ко мне и обняла так, как раньше, когда Трохим избивал ту, другую Олесю до состояния, когда она не могла подняться без помощи.

Психика человека — вещь удивительная. Столкнувшись с тем, что противоречит привычной картине мира, она словно делает вид, будто этого не существует. Потому я решила выбросить из головы всё непонятное. Дракон