Фантастика 2025-71 - Надежда Валентиновна Первухина

— Погодите, — Авдей не верил своим ушам. — Вампирского рока?! Что это за радио?

— В эфире ваше любимое «Еж-радио», и если вы сумели настроиться на нашу волну, значит, вы из тех, кто любит бывать по ту сторону…

— Это радиоканал, на котором работает твоя жена. Точнее, работала, пока не стала драконом. Его можно услышать только при наличии определенного магического потенциала. Неплохой, кстати, канал. Только ведущий там какой-то пошловатый.

Авдей тут вспомнил о визите демона:

— Я забыл сказать. Ко мне приходил Викин коллега. Он демон. Требовал, чтоб Вика немедля появилась на работе…

— Ну, мало ли кто чего требует. Ты объяснил ситуацию?

— Да.

— Вот и ладненько. А теперь дай новости послушать.

Авдей особенно не вслушивался в то, что нес ведущий оккультного канала. Казалось, что в среде ведьм и нелюдей существовали те же проблемы, интриги и сплетни, что были присущи обычному людскому роду. Но вдруг Баронет повернул ручку громкости до отказа, и в салоне машины загремел противный нечеловеческий голос:

— Необъяснимая эпидемия распространилась среди заключенных и персонала одной из женских колоний строгого режима. Из достоверных источников нам стало известно, что в результате этой эпидемии обитатели колонии превратились в полуоборотней-полузомби. Местное население и власти об этом не подозревают, колония находится в карантинной зоне, но есть предположение, что появление нерегулируемой популяции оборотней повлечет за собой нарушение экологического баланса данного региона…

— Странно, — сказал Баронет и убрал громкость. — Оборотни в женской колонии… А, чепуха. Скорее всего, очередная сплетня.

(Следует заметить, что это был единственный раз, когда Баронет ошибся в оценке услышанной им информации.)

Лимузин бесшумно подкатил к подъезду дома, где жили Белинские. Баронет подмигнул Авдею изумрудным глазом:

— Все, зятек. Приехали.

* * *

Я всего лишь рядовой боец, но рядовой боец великой армии.

Р. Стивенсон

— Приехали! — громовой голос разорвал непрочный сон как ветхую тряпку. — Кирпичный, на выход! Руки за голову!

Заросший бомж, он же полковник Дрон Петрович Кирпичный, охая от боли в затекшем, измотанном холодом, голодом и моральными потрясениями теле, торопливо подымался с грязного пола вагонной подсобки и как крот щурился от яркого света фонарика, бьющего прямо в глаза.

— Руки за голову! Выходи! Живо! — опять рявкнул голос. Голос, хоть и громовой, принадлежал все-таки человеку и, как успел разглядеть полковник, человеку в камуфляже. Форма, какой бы она ни была, с давних времен внушала полковнику доверие.

— Командир, — хрипло выдавил Кирпичный, сцепляя пальцы замком на затылке. — Мне в Москву надо, слышь…

— Куда тебе надо, ты уже добрался, — уверил его тип в камуфляже и маске-чулке на голове и ткнул полковника стволом автомата под ребра. — Выходи, кому сказано!

Только тут окончательно проснувшийся от тяжелого неровного сна полковник понял, что поезд стоит. Дрон Петрович под конвоем вышел в тамбур и вгляделся в затуманенное дверное окошко. Но за окном никакой Москвы не наблюдалось, была там сплошная чернота глубокой ночи.

Конвоир каким-то кривым гвоздем ковырнул запор на тамбурной двери, толкнул ее, открывая, перехватил поудобней автомат и скомандовал Кирпичному:

— Прыгай!

С человеком в форме да еще и при оружии спорить особо не получается. Кирпичный это хорошо знал по своей прошлой, теперь уже казавшейся страшным сном, жизни. Он прыгнул, ударился коленями о подмерзшую, но довольно рыхлую землю, кое-как встал и увидел, что его конвоир уже стоит рядом. И что поезд с дерганьем и натужным скрипом движется дальше, оставляя полковника Кирпичного один на один с неизвестностью.

— Руки можешь опустить, — как-то не по уставу сказал тип в камуфляже. — Но если вздумаешь дурить — пристрелю. Пошли к машине.

И они двинулись к чернеющему на фоне неба перелеску. Тут как раз из-за облака ненадолго появился узенький серпик луны, освещая мертвенным скупым светом местность, которую полковник не узнавал, да и не пытался узнать. Он покорно дошел до зарослей, в которых, как оказалось, скрывался темный джип с тонированными стеклами, уселся в этот самый джип на заднее сиденье (рядом пристроился конвоир) и даже не удивился тому, что за рулем сидит солидных размеров крыса в малиновом пиджачке.

— Поехали, — приказал конвоир уже не громовым голосом, стащил с головы маску-чулок и оказался пышноволосой блондинкой стервозно-голливудского типа.

«Баба! — горестно охнул про себя Кирпичный. — И тут баба! Ну тогда добра не жди…»

Джип рванул с места, но, как ни силился полковник Кирпичный разглядеть, в каком направлении они едут, ничего не было видно за темными стеклами. В этих стеклах отражалась только физиономия самого Дрона Петровича: опухшая, давно небритая и порядком озадаченная. Мало что осталось в этой физиономии от былой несгибаемости и внутренней силы полковника, позволявшей ему поддерживать железную дисциплину во вверенной ему колонии. Только где теперь та колония и где дисциплина…

Ехать молча было тоскливо, поэтому полковник отважился на разговор с блондинкой.

— Это… в общем… Мы в Москве когда будем? — выдавил из себя полковник, разминая кисть левой руки. Кисть повиновалась плохо — мешал втянувшийся под кожу диск с именем человека, которого предстояло полковнику убить.

Услышав вопрос Дрона Петровича, блондинка глянула на него чересчур голубыми глазами и, едва приоткрыв пухлые сексапильные губки, интимно посоветовала:

— Заткнись и больше вопросов не задавай. А то пристрелю.

При этом лицо красотки было приветливым, как вывеска «Макдонаддс». Но полковнику не это сравнение пришло на ум, поскольку в «Макдоналдсах» он сроду не бывал. Дрону Петровичу эта красотка очень уж напомнила ту пластиковую грудастую золотоволосую куклу, которую его, полковника, сестра подарила своей дочке на именины (что ж, и у несгибаемого полковника имелись вполне нормальные родственники в лице сестры и племянницы, к которым он изредка приезжал на большие праздники). Племянницыну куклу звали то ли Барби, то ли Синди, сама племянница по малолетству и глупости была от нее в восторге, а Дрон Петрович поглядел на яркую игрушку с презрением: уж больно смахивала эта Барби на дешевую придорожную шлюху…

Полковник постарался отогнать эти пустые мысли и методом предельной концентрации сознания заставил себя задуматься о более важных и серьезных вещах. Это только снаружи он казался таким покорным и пугливо шарахающимся от каждого движения автоматного ствола, как запойный пьяница — от нарколога. Нет уж, дудки! Внутри полковник был сосредоточен, рассудителен и деловит. Первым делом он проанализировал происшедшие в колонии события, утвердился в мнении, что его пьяным бредом они никак быть не могли, и потому счел единственно правильной мысль о