«Фантастика 2025-138». Компиляция. Книги 1-20 - Владимир Владимиров

Наверху открылась дверь, и кто-то начал спускался по лестнице. Остановился рядом. Дим разомкнул ресницы и наткнулся на внимательный, изучающий взгляд светло-серых глаз. Скривил губы, но ничего не сказал.

Аурино расстегнул ремни, приковавшие его к камню. Сел напротив.

— Больше не боишься? — Димостэнис тоже сел. — Серебряного не стало. Можешь жить спокойно?

— Я говорил тебе, что ты будешь служить либо мне, либо никому. Я не отпущу тебя.

— Ты сам прогнал меня, — напомнил узник.

— Когда ты перешел все возможные границы. Ты начал указывать мне, что я могу делать, а что нет, — холодно произнес Аурино.

— Я никогда ничего не делал, чтобы навредить тебе или обмануть. Я никогда не играл против тебя.

— Ты стал неуправляем.

— Когда я возмутился твоим предательством? — уточнил Димостэнис.

— Ты всегда делал то, что считал нужным, — продолжил император.

— Ты неплохо этим пользовался.

— Ты слишком далеко зашел. Ты был везде. У тебя на все было свое мнение, и ты самостоятельно принимал многие решения. Иногда мне казалось, что есть только ты!

Вот они истинные обвинения Аурино. То, что он не сказал бы ни в одном суде. Вот в чем растворилась их «вечная» дружба, их нерушимое «вместе». Димостэнис поднял на него недоуменные глаза.

— Ты сам просил меня об этом!

— Хватит!!! — рявкнул Аурино. — Не могу больше это слышать. Ты загораживался этим как щитом и творил свои дела за моей спиной.

— За твоей спиной? — тоже заорал Дим. — За твоей спиной?! Это ты закрывался мной как ширмой, ты затыкал мною любые дыры, отдавал на растерзание советникам и был не против, что я разгребаю весь хлам, который скопился за эти ары!

Он встал. Прошелся по камере. Остановился у стены, прислонившись к ней спиной. Аурино встал рядом. Впервые за очень долгое время они посмотрели друг на друга. Просто стояли и смотрели. Словно пытаясь понять, что с ними случилось, найти этот важный ответ в глазах напротив.

Где потерялся тот, который ценой своей жизни был готов спасти друга, попавшего в смертельную ловушку? Что стало с тем другим, который истекая кровью, тащил своего названого брата по всему подземелью, рискуя навсегда остаться под этими мрачными сводами? В каких лабиринтах они потерялись? Где разминулись и перестали видеть друг друга?

— Что с Пантерри? — первым нарушил молчание Димостэнис.

— Я отпустил мальчишку, без права пользоваться своим именем и даже рядом показываться со столицей и ее окрестностями, — не стал делать из этого тайну император. — К нему у меня нет особых претензий. Главное, что двух Великих Домов больше не существует. Они все ответят за смерть моих родителей и мои унижения.

— Узнал?

Аурино мрачно усмехнулся.

— Твой отец мне сказал, когда выдвинул ультиматум. Я должен сдаться и отречься от престола, признав его своим повелителем, а род Иланди более могущественным и великим. Он сообщил мне, что они убили моего отца ядом, который изобрел Пантерри. У него же самого есть более совершенное оружие и что мне не выстоять.

Он тяжело выдохнул.

— Признаюсь, в какое-то время я правда начал думать, что проиграл. То, что сотворил Лауренте на самом деле — мощь, которой пока трудно противостоять. За несколько дней я потерял треть армии. Половина имений Эллетери выжжена, частично земли Дайонте, даже центральной квоте порядком досталось. Он почти дошел до Эфранора.

— Как тебе удалось договориться с татуированными?

— Я предложил им новую жизнь, в которой они будут иметь все, что не имели раньше. Деньги, любые женщины, положение.

Димостэнис осмыслил, что сказал бывший друг и покачал головой.

— Ты говоришь о простом подкупе. Это не сработало бы.

Император поцокал языком.

— Я уже почти отвык от нашего общения. Тебя так просто не проведешь красивыми словами. Я предложил им стать моей личной гвардией, наделенной властью, которой ни у кого до этого не было. Даже у тебя и твоей службы. Они будут моими ушами, глазами, искоренять предателей и наказывать недовольных. Раскрывать заговоры, судить и казнить. И будут подчиняться и нести ответ лишь передо мной.

— Ты предлагаешь им еще большее рабство, чем то, в котором они были до этого. Их возненавидят, и они полностью будут зависить лишь от твоей воли и милости. Как они могли согласиться на такое?

— Советники вряд ли когда дали бы им подобное. И они это понимают.

— Не правильнее было бы дать людям свободу и разрешить просто жить?

— О, Боги! — всплеснул руками император. — Димостэнис, в кого ты превратился?! Ты на самом деле считаешь себя девэрой? Я не могу разбрасываться такой силой. У меня слишком много врагов!

Узник устало опустился на пол. Согнул колени, положил на них руки, опустил голову. Он не хотел больше продолжать этот ненужный разговор. Да и о чем им еще было говорить?

— Я хочу, чтобы ты отдал мне бумаги, которые нашел в Мерзлых Землях.

Пленник даже не шевельнулся.

— Тебе они больше не нужны.

Дим все также сидя в этой позе, пожал плечами.

— У меня их нет, — глухо ответил он. — Я их отдал.

— Кому? — неверяще спросил у него Аурино. — Ты мне врешь.

— Когда я шел сюда, я понимал, что исход нашего поединка может быть разным. И решил, что если не вернусь пусть они хотя бы защитят единственного близкого человека, который у меня остался.

Император неуверенно усмехнулся.

— Я тебя не понимаю.

— Олайя тебе всегда была нужна лишь как защита от меня. Ты ее использовал. Что будет с ней?

— Тебе-то какая разница? — фыркнул правитель Астрэйелля.

— Я хочу, чтобы с ней все было в порядке. Чтобы она жила и была счастлива. И пока так будет, эти бумаги никогда не увидят свет Таллы. Но если вдруг с императрицей что-то случится, книги учета уйдут в Мюрджен. Думаю, тебе не надо объяснять, что сделает моя смертная избранница, когда эти бумаги будут в ее руках.

Аурино ошарашено смотрел на него. Тряхнул головой, будто пытаясь отогнать от себя наваждение.

— Ты забыл, что она сделала? — он ткнул пальцем в свежий ярко бордовой рубец на груди собеседника. — Она предала тебя. Ты после этого хочешь заботиться о ней? Ты еще скажи, что до сих пор любишь!

Бывший друг бил в самое больное. Нет, не в то место, где был хьярт. Операция была проведена успешно. Сердце же вырвано безжалостно и без всякого обезболивания. И там горело немилосердно.

Однако Олайя все же ошиблась, когда говорила, что любят сердцем.