Шиноби. Книги I - XX - Роман Романович

— На колени, — перестала она быть добренькой и обнажила меч, который взялся из пустоты.

Сверху обрушилось давление, которому бы и Адам со всей своей мощью позавидовал. Перехватило дыхание, ноги стали подгибаться. Выпустив дух, я замедлил этот процесс, но давление скакнуло выше, камень вокруг начал крошиться. Тогда я обнажил меч души, и силы сравнялись.

— Давай ещё, — прорычал я. — Или, клянусь, я разнесу ваш гребаный храм так, что и камня не останется! Дар, говоришь⁈ Тогда и ты прими мой дар избавления!

Удар, который я обрушил, посланница блокировала своим мечом. Успела в последний момент. От столкновения скалы вспучило вокруг нас и разнесло в стороны.

Если это моя последняя битва в жизни, то я покажу такой бой, что боги ещё долго вздрагивать будут, вспоминая меня.

Глава 25. Крик, или Как Спар заново учился

Осознание того, что ей предложили, до Марии доходило медленно. Капля за каплей, подобно тягучему вину или, правильнее, густой крови.

Жизнь Люция в обмен на возможность родить.

И страшное наказание, и столь желаемый дар в одном флаконе. Выбор без выбора, потому что Мария давно себя не мыслила без мужа и ещё потому, что вся эта затея когда-то давно началась из-за того, что она хотела родить ему наследника, а не родить в принципе.

— Мне это не подходит, — ответила Мария, слыша, как кровь пульсирует в висках, как гулко бьётся сердце.

Всё. На всех мечтах поставлен крест. Теперь окончательный. Второй раз проявить дерзость здесь, в чертогах столь жестоких богов, — это нужно быть сумасшедшей. Или излишне оптимистичной, уверовав, что это обойдётся без последствий.

— Ты уверена, дитя? — наклонила голову женщина.

— Более чем, — ответила Мария, заметив, как дрожат руки. — Это не дар, а проклятие. Беспощадное и бессмысленное.

— Выбор сделан. Да будет так.

Мария невольно зажмурилась, живо представив, что сейчас… Её развеет? Раздавит? Отправит прямиком в ад? Вместо мучительной казни произошло другое. Грохот. Сначала гул и свист, будто что-то разрезают, следом грохот падающих обломков.

Раскрыв глаза, Мария не увидела женщины, зато увидела, как падает свод храма. Исчез туман, ушла вся мистичность. Здание и в самом деле рушилось. Промедлив секунду, Мария накинула щиты и бросилась бежать. Что бы ни происходило, лучше выбраться из-под обвала.

Что-то снова свистнуло, громыхнуло, и окончательно стало понятно, что кто-то рядом дерётся. Люций? Спар? Мария сменила направление и вскоре, пробежав галерею на фоне падающих обломков, действительно увидела племянника, который с кем-то сражался.

— Мария! — услышала она голос Люция с другой стороны. — Бежим!

Почему надо убегать, а не помогать, женщина не поняла. В тот момент она вообще ни о чём думать не успевала. Всё как будто было и правильным, и неправильным. Люций подхватил её, вынес из-под сводов рушащегося храма. Где-то там, сзади, Спар продолжал сражаться, и закончилось это плохо, особо мощным взрывом. Бежать они прекратили, только когда всё затихло.

— Он мёртв, — сказал Люций.

— Спар не мог так легко умереть, — возразила женщина.

— Ты сама видела этот взрыв. Он уничтожил исток. Вместе с собой.

— Да, но… — растерялась Гроза.

— Уходим, — скомандовал Люций.

И она его послушала.

Дальнейшее было как в тумане. Они куда-то шли. Останавливались на привал. Снова шли. Пещеры, чужие миры. Мария не помнила части переходов. Постепенно произошедшее перестало её волновать. Спар погиб, но ведь так и должно быть? Было стойкое чувство, что он сам виноват. Но главное — она теперь могла забеременеть. Исток снял проклятие.

Она могла зачать.

Так оно и вышло. На одном из привалов, остановившись возле озера, они с Люцием занялись любовью, и, проснувшись, Мария поняла, что беременна. Это сделало её счастливой, а мысли обо всём остальном покинули голову.

Люций тоже обрадовался. Они отправились дальше, но на следующем привале, проснувшись, Мария обнаружила себя в незнакомом месте, одну.

Ни Люция, ни Спара нигде не было, только головная боль, путаница в мыслях и тошнота.

* * *

Не думал, что очнусь.

Очнусь — это громко сказано, но, если скажу, что пришёл в себя, чувствуя боль в каждой клетке тела, прозвучит слишком вульгарно. Но да. Болело всё, и первое, что родилось в моём пробудившемся состоянии, — болезненный стон.

Будто утопающий, я оказался на дне самых разнообразных, но единых в болезненности ощущений.

«Очнулся? — вклинился в мои мысли голос. — Лежи, не дёргайся. Ситуация плоха, не сделай её хуже».

Мне потребовалось некоторое время и значительное усилие, чтобы разобрать — это был голос Гэцу.

«А кого ты ещё ожидал услышать? Конечно, это я. Великий дух и твоя последняя надежда, дурень».

«Если ты своей язвительностью хотел меня убедить, что это действительно ты — то удалось. Такого шерстяного придурка ещё попробуй найди».

«Слишком грубо для того, чья жизнь полностью зависит от шерстяного придурка».

Ответил я не сразу. Короткая перебранка и одна чёткая мысль отняли до обидного много сил. Возможно, я и вовсе отключился. А когда очнулся в следующий раз, ощущения изменились, но не скажу, что сделались приятнее.

«Гэцу…» — позвал я обречённо.

«Да, малыш…»

«Такие слова злят меня, а на гнев нет сил. Хочешь меня добить?»

«Тебя сейчас и правда способно убить неосторожное слово. Ты бы лежал. Отдыхал. Сил набирался».

«С радостью. Сначала ответь. Что происходит?»

«Ты помнишь, как схлестнулся с той девкой?»

«С нимбом над головой?»

«Значит, помнишь. Уже хорошо. Я боялся, что ты повредился мозгами. Помнишь своё имя? Кто я? Как познакомились? Сколько у тебя жён, как их зовут и кого они тебе нарожали?»

«Ты сейчас спросил, и голова отдалась болью, но я помню. Жены… Три. Осталось».

«Про Калию тоже помнишь, значит».

«Помню. Но не вижу её».

«Мне послышалась в твоём голосе радость?»

И снова ответил я не сразу, потому что да, испытал самую настоящую радость. Не из-за того, что Калия погибла. Просто я больше не видел этот момент в деталях. Что позволило мне подумать о ней и вспомнить нечто хорошее. И вот это было самым лучшим поводом для радости.

Что отняло у меня все силы, и я снова погрузился в забытье.

* * *

Как-то так дальше и пошло. Когда очнулся снова, Гэцу напоил меня. Это снова отняло все силы и отправило в беспамятство. На четвёртый раз меня напоили бульоном. На пятый — дали поесть.

Постепенно я приходил в себя, осознавая, что оказался, мягко говоря, в незавидном положении.

«Гэцу, я достаточно восстановился, чтобы услышать продолжение