Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

— Это тебе дедо такое выдал? – спросил Савка.

— Ну, а кто же еще мог такое сделать? Старый шутник.

— Старик-старик, а живой! Хорошо саблей рубил, я с близнецами едва отбился.

То есть Игнат не пропустил ни одного удара, – с уважением подумал Северин.

– А почему у тебя герб такой? Девочка еще на медведи с задранными руками.

Семейный герб был вышит на жупане Ярового.

– О-о-о, это долгая история.

— Рассказывай, пан шляхтич, — подбодрил Савка. — Мы здесь все без гербов, так нам геральдическая тема очень интересна. Да, ребята?

Ребята закивали. Ярема смочил горло из фляжки.

— Легенда говорит, что один король двинул коней, не оставив завещания, и волю свою каким-то загадочным образом возвестил с того света. Корону и недвижимое имущество король оставил сыну, а все движимое имущество завещал дочери. Хитрый принц решил формально выполнить волю отца и велел запустить черного медведя, который, безусловно, был движимым имуществом, в спальню принцессы. В случае ее смерти исполнялась воля короля и наглядно демонстрировалась неспособность принцессы управлять движимым имуществом. Но девушка оказалась настоящей казачкой: не только усмирила медведя, но даже выехала на нем верхом из своей спальни, поднимая руки к небу и требуя справедливости. Брат увидел, что высшие силы на стороне сестры, извинился перед ней и отдал замуж за какого-то князя со всем, что должно ей принадлежать. В память о случившемся принцесса дала своим потомкам этот герб. Смысл его заключается в способности Равичей с честью исходить из каких-либо тяжелых испытаний, — гордо подытожил Ярема.

– Невероятная история! Смерть правителя, воля предков, противостояние родственников, дикие звери, прекрасная дева и справедливость. Очень драматично, почти Софокл, – бросал Савка. — Значит, ты потомок короля?

— Я являюсь ясновельможным шляхтичем, — Ярема махнул ныряльщиком на подтверждение своего статуса.

— А я простой хлоп из Дикого Поля, — сказал Игнат, привставая на стременах с громким звуком оскверненного воздуха. — У герба нет, прабабушка на медведях не ездила, жил среди навоза в задрипанной заднице, а мой отец, Нестор Бойко, тоже из сироманцев. Родом я из-под Харькова. Колодий назвал меня Энеем, потому что я чертовски моторный и люблю Энеиду Котляревского и перечитал ее столько раз, что могу декламировать.

— Ну-ка, давай, — крикнул Савка.

— Эней был моторный парень и парень хоть куда казак, удался на все злое, упорнее всех бурлаков. Но греки, как сжег Трою...

— Хватит, верю! Скажи лучше, что у тебя на груди за рисунок выбит.

— Это секретное, потому что часть посвящения, — отмахнулся слобожанин. — Не знаю, как жил бы без волчьей тропы, потому что если всех ребят на селе побил, то от скуки чуть не сдох. Люблю к всрачке путешествовать, мне безразлично где именно, чтобы опанча была и верный конек не хромал... Ни в какие легенды входить не хочу, достаточно прожить отведенное, а большего мне не надо. Ибо как только войдешь в ту историю, то несколько господ от души харкнут на твое имя, а кто-то и на могилу насрет, тут и к гадалке не ходи. Я себе лучше водки перекину и мастера Котляревского почитаю.

- Прекрасная философия, - заметил Савка.

— У меня тоже старшая однокровная сестра, отец мой еще тот пес... Гуляка известен, — оскалился Игнат и подкрутил усы. — Зуб даю, где-то на территории Гетманата живут еще несколько неизвестных мне сестричек и братьев... А известную сестру зовут Катрею, она тоже из Ордена, а вы, готовый заложиться, слышали о ней.

- Катя Бойко? - округлил глаза Северин. Захар рассказывал о девушке, которую прозвали «Дикой» за ее вспыльчивый нрав и славную привычку отрубки пальцев наглым ухажерам. – Та же фурия – твоя сестра?

— Единственный человек, которого я боюсь на этом свете, — Игнат вздрогнул, словно от холода, и неловко изменил тему: — Эх, жаль, что нас в Полтаву не направили! Там клецки с мясом, чертовы вкусности! И пиво.

– Пиво у нас везде хорошо, – авторитетно заметил Ярема.

— А еще в Полтаве можно встретить мастера Котляревского...

Запало тревожное молчание. Юноши молча переглянулись между собой.

– Что такое? — забеспокоился слобожанин. — Чего смотрите?

– Он же умер, – решился сообщить Северин.

– Кто умер?

- Котляревский.

- Как это умер? — возмутился Игнат. — Какого черта?

Новость о недавней смерти любимого писателя немало шокировала брата Энея, и он удивленно умолк.

— Ну, Северин, пока брат Эней переживает потерю, а ты уже подал голос, расскажи о себе, — сказал Савка. — Ты сын Ольги и Игоря Чернововки, правда?

* * *

Ольга погибла трагически, поехав вместо мужчины на переговоры Серого Ордена с Свободной Стаей. Ее главарь Роман Вдовиченко был давним другом Игоря Чернововка, а с его женой Ярославой Ольга дружила с самого дня приема в Орден.

Когда Серый Орден искал парламентария, которого мятежники примут и выслушают, то остановились на Игоре. Это был удачный выбор: Роман тепло встретил старого друга, не упрекал его за верность Раде Симох есаул, выслушал предложения и согласился двинуться на встречу. Чернововке показалось, что Вдовиченко обрадовался его визиту, потому что, несмотря на угрозы уйти из страны наемниками, на самом деле он не знал, как Свободной Стае делать дальше.

Именно на те переговоры собирался Игорь, когда знахарь, пытавшийся вылечить малого Северина от лихорадки, грустно провозгласил, что лечение не действует, и посоветовал молиться и ждать милость Божию, за что был изгнан копняком. Надо было ехать в ближайший город к врачу — последний шанс на спасение сына. Дергаясь в лихорадочном бреду, Северин постоянно звал папу, и Ольга предложила мужу отправляться.

– Роман согласится. Я его кума, в конце концов. Объясню случившемуся обществу никто не будет против, — убеждала Ольга. — Помогу решить этот дурацкий спор, потому что мужчины без женского присмотра только погрызутся. А волку станет лучше, когда рядом будет папа, которого он зовет.

Игорь часто соглашался с женой, потому что любил ее безумно, и на этот раз также не спорил — чего потом не простил себе до конца жизни.

Характерник мчался в город, крепко прижимая к себе пылающего от болезни закутанного сына. У Северина осталось надломленное воспоминание, где ему очень-очень холодно, слышно, как хрипит загнанный конь, и отец ласково повторяет: «Потерпи, сынок, мы уже почти приехали». Это