Беглый - Дмитрий Шимохин

с одним весьма деликатным предложением. Мы наслышаны о вашей мудрости, прозорливости и широте взглядов, которые выходят далеко за пределы этой провинции. У нас имеется товар, который, как нам кажется, мог бы чрезвычайно заинтересовать такого просвещенного и утонченного ценителя прекрасного, как вы. Товар редкий, исключительного качества, способный подарить утешение, радость и забвение от всех мирских забот…

Я сделал многозначительную паузу, внимательно наблюдая за реакцией амбаня. Глаза его, до этого тусклые и блуждающие, снова затуманились, но в их глубине появился острый, жадный, почти животный интерес. Он понял. Он все понял без лишних слов.

— Говорите… — прошептал он, пересохшие губы едва заметно дрогнули. — Что за товар? Показывайте!

Я кивнул Левицкому, и тот с деланой небрежностью, но предельно осторожно поставил на низкий столик перед амбанем наш небольшой ларец из темного дерева. Я медленно театральным жестом открыл его. Густой, пряный, дурманящий аромат отборного опиума мгновенно наполнил комнату, перебивая все остальные запахи. Чиновник судорожно наклонился над ларцом, его ноздри жадно затрепетали, втягивая вожделенный дым. Он взял кусочек темной массы, похожей на застывшую смолу, растер ее дрожащими, покрытыми испариной пальцами, поднес к носу, глубоко вдохнул. На его мертвенно-бледном лице отразилось такое томное, почти оргазмическое блаженство, что мне стало немного не по себе.

— Хороший… Очень… очень хороший… — пробормотал он, его голос стал хриплым и сдавленным. — Откуда… такой?

— Из очень далеких краев, ваше превосходительство, — уклончиво ответил я, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Прямые поставки. Самое лучшее. И у нас есть возможность доставить вам… очень большую партию. Практически любую. Регулярно.

Амбань поднял на меня свой затуманенный, но теперь полный неутолимой жажды взгляд.

— Большую партию? За что? Серебро? Золото? У меня… у меня сейчас мало лянов! Казна пуста! — В его голосе прозвучали нотки отчаяния и страха, что он не сможет заплатить за это божественное зелье.

Но я знал, что ему ответить. В голове у меня уже созрел план, дерзкий и рискованный, и теперь мне нужно было лишь грамотно разыграть эту партию, не оставив ему шансов на отступление.

— Нет, ваше превосходительство, — сказал я твердо, глядя ему прямо в мутные глаза. — Вам не понадобятся ляны. Вы можете расплатиться, не используя деньги — вам не понадобится даже медного чоха! Нам нужно не золото и не серебро. Мы согласны принять другую форму оплаты: право на разработку одной из старых, давно заброшенных серебряных шахт здесь, в ваших горах. Мы люди работящие, сами будем трудиться, не привлекая лишнего внимания, никому не мешая. А вам — наш товар. В любом количестве. И полная, абсолютная тишина, никто и никогда ничего не узнает. А вы многие годы сможете наслаждаться первоклассным опиумом для себя и всех ваших приближенных, не заботясь о его доставке и оплате!

Амбань смотрел на меня широко раскрытыми, безумными глазами, потом на ларец с опиумом, потом снова на меня. В его взгляде боролись алчность, животный страх перед последствиями и всепоглощающий наркотический туман, который уже застилал остатки разума. Идея получить практически неограниченный доступ к любимому зелью, к этому источнику забвения и блаженства, была слишком, слишком соблазнительной, чтобы от нее отказаться.

— Шахты… шахты закрыты… Приказ… — пробормотал он, его голос дрожал. — Узнают — голова с плеч… и моя, и ваша!

[1] чох — медная монета с квадратной дырой посередине, примерно 1/7 копейки.

Глава 7

Глава 7

— Никто не узнает, ваше превосходительство, — повторил я настойчиво. — Мы будем осторожны. И благодарны. Очень благодарны. Подумайте, какой покой и радость принесет вам наш товар…

Я видел, как последняя капля воли покидает его. Он был в плену своей страсти.

— Хорошо… — выдохнул он наконец, откидываясь на подушки. Голос его был почти неслышен. — Согласен… Только шахты я дам отдаленные и не самые богатые. Выбирайте те, что подальше. И старайтесь копать так, чтобы дело не получило огласки. Иначе — беда. Большая беда!

Он махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена. Глаза его закрывались, он погружался в свой опиумный дурман. Мы молча поклонились и вышли из комнаты, оставив ларец на столе. Очир быстро перевел нам последние слова амбаня.

С одной стороны — невероятная удача. Мы получили разрешение на разработку шахты, пусть и не самой богатой, в обмен на опиум. С другой — сделка была заключена с человеком, находящемся в невменяемом состоянии. Насколько можно было доверять его слову? И что будет, когда он придет в себя? Но отступать было поздно. Мы сделали ставку. Теперь требовалось найти эту шахту и начать действовать, пока амбань не передумал или пока его не сместили. Насколько долговечно его слово? Что будет, когда у него кончится наш «подарок» или когда он протрезвеет от наркотического угара?

Возвращаясь на постоялый двор, мы не могли не заметить, как глубоко опиум пустил корни в этом городке. Ханьхэхэй, казавшийся поначалу тише и уютнее Баин-Тумэна, при ближайшем рассмотрении был пронизан этой заразой. То тут, то там в узких переулках виднелись неприметные двери, занавешенные плотными циновками, из-за которых доносился характерный приторно-сладкий запах курящегося зелья. У входов порой сидели или лежали люди с такими же восковыми лицами и пустыми глазами, как у их правителя. Это были опиумные притоны, где за несколько медяков или пару горстей риса можно было забыться в сладком дурмане. Некоторые фанзы выглядели чуть поприличнее — видимо, для клиентов посостоятельнее, но суть была та же. Город медленно умирал, погружаясь в наркотический сон, и его правитель был первым среди обреченных. Становилось понятно, почему торговля здесь шла вяло, а улицы казались тише — многим было просто не до дел.

На следующий день Очир отправился в ямынь за официальной бумагой. Мы ждали его с напряжением. Вернулся он через пару часов, держа в руках свиток из плотной желтоватой бумаги с красной печатью амбаня. Текст был на маньчжурском, но Очир в общих чертах перевел нам суть: владельцу этой грамоты, дозволялось возобновить работы на старой, заброшенной серебряной шахте в урочище с непроизносимым названием, с условием уплаты десятой части добычи в казну амбаня. О закрытии шахт по приказу из Пекина в бумаге не упоминалось — амбань явно действовал на свой страх и риск, прикрываясь фиговым листком официального разрешения.

Теперь наступал самый ответственный момент — передача «оплаты». Амбань ждал обещанную большую партию опиума. Отдать ему весь наш запас, купленный у Тэкклби, было