Полет птицы Пэн - Priest P大

– Хорошо, давайте прочтем еще раз, – затянул старик.

Чэн Цянь промолчал.

Вдруг кто-то бесцеремонно похлопал его по плечу. Кто бы мог подумать, что дашисюн возьмет на себя инициативу и первым заговорит с ним?

– Эй, малыш, – сказал Янь Чжэнмин. – Подвинься в сторону и освободи мне место.

Дашисюн был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил освободить место, Чэн Цянь не мог пойти против его воли.

Хватило одного лишь взгляда, чтобы стоявший поблизости слуга с радостью пододвинул молодому господину «кресло красавицы»[53]. Янь Чжэнмин откинулся на спинку и нагло закрыл глаза, ничуть не стыдясь присутствия учителя, а затем и вовсе задремал в грохочущем «покое» чтения.

Понаблюдав за ним некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств монстра и по совместительству его дашисюна: он не храпел во сне.

Но, похоже, все присутствующие уже привыкли к такому поведению. Пока дашисюн бесстыдно дремал, второй шисюн спелся с четвертым шиди, да и о Чэн Цяне не забывал, беспрестанно ему подмигивая.

Из четырех учеников только Чэн Цянь с терпением относился к своему учителю. Его снисходительность граничила с суровостью, но также не исключала верности и педантичности. Во всем этом хаосе именно Чэн Цянь сидел неподвижно, как гора, и заканчивал «обычное утреннее чтение». Только благодаря ему урок окончательно не превратился в монолог. Чэн Цянь следил за своим учителем с начала и до конца утренних занятий.

Увидев, что Чэн Цянь не обращает на него внимания, Ли Юнь закатил глаза и, явно задумав что-то, вытащил из рукава маленькую фарфоровую бутылочку. Он потряс ею перед Хань Юанем, прошептав:

– Знаешь, что это?

Стоило Хань Юаню взять ее в руки и открыть, как из фарфорового горлышка вырвалась ужасная, умопомрачительная вонь. Зловонное облако тут же окутало Хань Юаня. И даже сидевший позади Чэн Цянь не избежал этой печальной участи.

– Это волшебная вода, она зовется «Златожабья Жидкость». Я сам ее сделал, – самодовольно сказал Ли Юнь.

– В этой воде что, вымачивали жабьи лапки? – презрительно фыркнул Чэн Цянь, не отвлекаясь от чтения священного текста, который декламировал учитель.

Хань Юань зажал пальцами нос и вернул так называемую «волшебную воду» Ли Юню. Изнывая от зловония, он спросил:

– Для чего она?

Ли Юнь ухмыльнулся, скомкал лежавший на столе лист сюанчэнской бумаги[54] и капнул на него несколько капель своей волшебной воды. Капли тут же впитались, в миг превратив скомканную бумагу в живую жабу.

В мире было великое множество зверей и птиц, и почему Ли Юнь выбирал для игр только жаб?

Чэн Цянь начал понимать, почему дашисюн смотрел на второго шисюна как на дерьмо.

Ли Юнь поднял глаза и встретился взглядом с Чэн Цянем. Недобро усмехнувшись, он ткнул жабу кисточкой и сказал, указывая на Чэн Цяня:

– Иди к нему.

Жаба квакнула и запрыгала к мальчику. Но на полпути ее поймала тощая рука. Учитель незаметно приблизился к ученикам, и пойманная им жаба снова превратилась в обычный бумажный шарик.

– Снова твои фокусы. – Мучунь чжэньжэнь вздохнул, словно все еще цитировал священные тексты. – Да у тебя талант, сяо Юнь.

Ли Юнь показал ему язык.

– Раз так, ты сам будешь читать священные тексты для своих шиди, – произнес учитель.

Ли Юню не оставалось ничего другого, кроме как, подражая высокому голосу евнуха, продолжить декламировать «Канон чистоты и покоя». Это продолжалось почти два часа, Ли Юнь прочел «Канон» не меньше дюжины раз, прежде чем учитель смилостивился и остановил его, положив конец бесконечным мучениям.

– Я описаюсь, если он снова начнет читать, – с дрожью прошептал Хань Юань.

Чэн Цянь продолжил сидеть неподвижно, сделав вид, что не знаком с ним.

Проведя в покое больше двух часов, их учитель наконец просиял, сказав:

– Спокойное чтение должно сопровождаться активным движением. Все вы, следуйте за мной. О, Чэн Цянь, разбуди своего дашисюна.

Чэн Цянь не ожидал, что на него обрушится такое несчастье. Он повернулся и посмотрел на юношу в белом, затем собрался с духом, протянул руку и ткнул его пальцем в плечо с таким видом, словно дотронулся до пламени. «Это учитель попросил меня разбудить тебя, не вымещай на мне свой гнев», – взволнованно подумал Чэн Цянь.

Но дашисюн, поспав второй раз за сутки, похоже, так хорошо выспался, что даже не рассердился. Он открыл глаза и уставился на Чэн Цяня, после чего глубоко вздохнул и выполз из кресла. Вяло махнув рукой, Янь Чжэнмин сказал:

– Да-да… идите вперед.

Наполовину проснувшийся молодой господин Янь, по всей видимости, находился в лучшем расположении духа, чем прежде. Его красивые глаза, по форме напоминавшие лепестки персика, затуманились, а взгляд, остановившийся на Чэн Цяне, смягчился.

Лицо его разгладилось, и юноша спросил:

– О, еще кое-что. Как тебя зовут?

– …Чэн Цянь.

– А. – Янь Чжэнмин равнодушно кивнул. По сравнению с его нескрываемым отвращением к Ли Юню и тем, как он вел себя с Хань Юанем, стремясь закрыться от него веером, обращение с Чэн Цянем можно было считать достаточно вежливым.

После этого «а» Янь Чжэнмин больше не обращал на него внимания. Он прикрыл зевок рукой и сидел неподвижно, ожидая, пока его служанка Юй-эр расчешет ему волосы.

Чэн Цянь заподозрил было, что его изнеженный дашисюн на самом деле дух павлина с разноцветным оперением. Но, увидев подобную картину, он отбросил это предположение, если бы настоящий павлин расчесывался столько раз на дню, он давно уже превратился бы в бесхвостого голозадого двуногого монстра.

Но густая шевелюра дашисюна была крепка от корней – и раз его голова еще не превратилась в метелку, он мог оказаться той еще неведомой зверушкой.

Во дворе к ним подошел слуга и на двух руках передал Мучуню деревянный меч.

Чэн Цянь и Хань Юань сразу воодушевились. Они росли, слушая истории, в которых бессмертные путешествовали по небу на летающих мечах. Несмотря на то, что Чэн Цянь пал жертвой священных книг, он все еще оставался маленьким мальчиком. В его сердце, хотя он этого и не признавал, жила мечта о легендарных силах, призывающих ветер и дождь.

Простой деревянный клинок источал тяжесть веков. Создание пилюли бессмертия, таинственные священные тексты, чтение судьбы по звездам и гадания на пальцах… В мальчишеском мире ничто из этого не могло сравниться по привлекательности с мечом.

Чего стоят все тяготы на пути становления бессмертным, если даже легендарное восседание на облаках средь тумана скромно отступает перед героическим взмахом хладного меча, что способен подчинить необъятные земли[55]?

Мучунь чжэньжэнь пошевелил