По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Видно, все мы рано повзрослели —

Воздушные рабочие войны.

Туман, туман,

Окутал землю вновь…

Далеко, далеко,

За туманами любовь.

Долго нас невестам ждать

С чужедальней стороны.

Мы не все вернемся из полета —

Воздушные рабочие войны [2].

Слушали зачарованно. Когда стих последний аккорд, раздались аплодисменты.

— Здорово, — похвалил командир полка. — Воздушные рабочие войны. Точно про нас. Чья песня?

— Моя.

— Ого. Так ты поэт?

— Да ну, что вы, какой я поэт, балуюсь иногда.

— А ещё?

Максим подумал.

— Хорошо. Ещё одну и хватит. Это тоже про лётчиков, только не про военных, про гражданских.

— Давай, — разрешил командир полка.

Вдвоём с Серёгой мы шагаем по Петровке,

По самой бровке, по самой бровке.

Жуём мороженое мы без остановки —

В тайге мороженого нам не подают.

То взлёт, то посадка,

То снег, то дожди,

Сырая палатка,

И писем не жди.

Идёт молчаливо

В распадок рассвет.

Уходишь — счастливо!

Приходишь — привет!

И снова зачарованная тишина в столовой. Кто-то в волнении закуривает папиросу. Кто-то прерывисто вздыхает. Десятки глаз неотрывно смотрят на Максима.

Идёт на взлёт по полосе мой друг Серёга,

Мой друг Серёга, Серёга Санин.

Серёге Санину легко под небесами,

Другого парня в пекло не пошлют.

То взлёт, то посадка,

То снег, то дожди,

Сырая палатка,

И писем не жди.

Идёт молчаливо

В распадок рассвет.

Уходишь — счастливо!

Приходишь — привет!

Два дня искали мы в тайге капот и крылья,

Два дня искали мы Серёгу.

А он чуть-чуть не долетел, совсем немного

Не дотянул он до посадочных огней.

То взлёт, то посадка,

То снег, то дожди,

Сырая палатка,

И писем не жди.

Идёт молчаливо

В распадок рассвет.

Уходишь — счастливо!

Приходишь — привет! [3]

[1] Шпитального — Комарицкого авиационный скорострельный пулемёт.

[2] Песня «Туман, туман» из кинофильма «Хроника пикирующего бомбардировщика». Слова К. Рыжова, музыка А. Колкера, 1967 год.

[3] Песня «Серёга Санин», слова и музыка Юри

я Визбора, 1965 год.

Глава шестая

На следующий день, сразу после завтрака, Максима вызвали к командиру полка. Максим вошёл в штаб, представился, как положено.

Майор Коробков сидел за столом перед картой, курил. В железной кружке рядом дымился чай.

— Проходи, садись, — кивнул на табурет.

Максим сел.

— Чаю?

— Спасибо, только что позавтракал.

— А мне с утра кусок в горло не лезет, — пожаловался командир полка. — Сначала чай, папироса, потом уже ем.

— Люди разные, — охотно поддержал разговор Максим. — Знавал я и таких, кто вообще не завтракал. Сразу обедал. Лично я без завтрака не могу. То есть, могу, конечно, но буду чувствовать себя хуже. Знаете же присловье? Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу.

— Суворов?

— Он.

— Да, — согласился Коробков. — Александр Васильевич знал толк в науке побеждать. Но желудок у него, говорят, был слабый.

Максим пожал плечами. Он видел, что командир полка не знает, как начать разговор, но решил просто ждать.

— Кстати, о науке побеждать, — сказал командир полка. — Ты вчера пятерых сбил?

— Пятерых, — подтвердил Максим. — Повезло. Говорю же, везучий я.

— Не скажи. Я видел, как ты дрался. Отлично дрался, молоток [1]. Всем бы так, давно бы немца к аэродромам прижали. М-да. Я, собственно, чего тебя позвал… Тебе за сбитые денежная премия полагается. Пять тысяч. По тысяче за борт. Ну и, конечно, к правительственной награде должен тебя представить. Не только за сбитые, за спасение командира тоже. С учётом того, что два подтверждённых сбитых у тебя уже было, — Красное Знамя, не меньше.

— Служу Советскому Союзу, — сказал Максим. — Но есть проблема, да?

— С денежной выплатой, думаю, не будет, деньги всё равно на весь полк пришлют. А вот с наградой… Документов-то нет у тебя. Временное удостоверение тебе выпишут сегодня же, но этого мало, сам понимаешь.

— Товарищ майор… — начал Максим.

— Да хватит тебе, — поморщился командир полка. — Мы же одни сейчас.

— Извини, Паша, — поправился Максим. — Вопрос с документами всё равно решать придется, так или иначе. Ты напиши рапорт в штаб дивизии о моём случае. Мол, так и так, был в плену, угнал немецкий самолет, взял в плен пятерых немцев, включая офицеров. Потом храбро дрался с врагом, сбил пять «мессеров», спас командира. А там уже пусть разбираются. Я со своей стороны всегда готов дать ответ на любой вопрос наших органов. Ну, то есть, готов рассказать, что помню. А с наградой можно вообще не заморачиваться. Не за награды воюем.

— Смешное слово «заморачиваться», первый раз слышу… Погоди, как это — что помню?

— Так ведь амнезия у меня, Паш, — признался Максим. — Частичная. Я раньше не говорил, боялся, что к полётам не допустят.

— Амне… что?

— Амнезия. Потеря памяти.

— Здрасьте, приехали. То бишь, прилетели. Как, откуда? А, погоди, сам догадаюсь. Тот взрыв в лесу, да?

— Да. Могу повторить тебе и то же самое скажу органам. Я понятия не имею, что взорвалось. Но что-то очень большое и мощное. Когда я очнулся, у немцев уже, то какое-то время вообще не мог вспомнить, кто я такой. Потом память стала возвращаться. Но не вся, кусками. Очень многое не помню. Особенно, что касается детства, юности… — Максим потёр лоб, поморщился.

— Ты — лётчик, — сказал командир полка. — Истребитель от бога, это сразу видно без всяких документов. Какое училище заканчивал, помнишь?

— ЧВАУЛ — Чугуевское военное авиационное училище лётчиков, — оттарабанил Максим. — Год выпуска — тысяча девятьсот сороковой.

— Начальника училища помнишь?

Разумеется, Максим не помнил. Но у него был КИР, который знал если не всё, то очень многое.

— Капитан Петров Сергей Максимович. Временно исполняющий должность начальника.

— Вот видишь — уже неплохо.

— Боюсь, этого для органов будет мало, — вздохнул Максим. — Товарищей по училищу, например, я вообще не помню.

— Никого⁈

— Никого. Удобно, да?

— Да уж. Ладно, давай так сделаем. Ты сейчас дуй за удостоверением в канцелярию, приказ я им уже отдал. Потом снова к доктору. Расскажешь ему всё. Но скажешь при этом, что летать не разучился. Да он и сам знает. Короче, пусть снова