Рысюхин, помните свои шестнадцать? - Котус

средней. Правая позиция давала накрыть вообще всю правую гору, ту, что вблизи венгерской, а точнее — австро-венгерской, границы и, опять же, предгорья центральной. А вот центральная позиция, расположенная чуть дальше в глубине нашей территории, накрывала только и исключительно среднюю гору, и то не всю.

Собственно, второй РДА находился на правой позиции, командно-штабной — на средней. Второй броневик сопровождения прикрывал подъезд к нашей позиции, остальная техника стояла на площадке возле местных складов. Всё же по легенде, которая продлится до первого нашего выстрела, надо сказать, мы были всего лишь колонной снабжения, которая привезла что-то. Что именно — я специально не стал узнавать, просил только у офицеров СИБ, чтобы они не придумывали в качестве груза что-то слишком ценное или слишком дефицитное в здешних краях. Иначе в первом случае на нас могут устроить засаду, во втором — замучаемся отбиваться от тыловиков каждого попутного гарнизона. Судя по тому, что ни того, ни другого не случилось, легенды нам придумали достаточно убедительную и в то же время не привлекающую лишнего внимания.

Спросите, почему мы именно здесь? Очень просто — рельеф, мать его карпатскую за левую ногу с тройным переворотом! Отсюда на правую позицию, с учётом уклонов и поворотов, ограничивающих скорость, добираться часа три. А на центральную — четыре с половиной. Причём справа налево ехать три с половиной часа, а со средней на правую — пять. Такая вот горная арифметика, где три плюс два не равны два плюс три, а обе суммы дают ответ, отличный от пяти. Ну, и активность противника, если так можно сказать.

Первые двое суток вообще ничего не происходило. Это, с одной стороны, давало время на обустройство, с другой вызывало беспокойство, чем дальше — тем большее. Неужели противник узнал о цели нашего приезда и решил либо свернуть деятельность, либо перенести её в другое место. Либо, как подсказал дед, и эта версия была в буквальном смысле пугающе правдоподобной — сперва разобраться с нами, а потом уже продолжить обычные «развлечения». Но на третий день произошёл очередной обстрел: на нашем правом фланге пытались накрыть пограничный наряд, но сперва промахнулись, потом поняли, что пограничников в укрытии так просто не достать и уже через пятнадцать минут прекратили стрельбу. Мы, находясь в тот момент на базе, узнали об обстреле примерно тогда, когда он закончился. Пока доехали «на экскурсию», противники, разумеется, уже сидели дома и отмечали успех — ну, или смывали горький привкус неудачи, без разницы.

Местные специалисты говорили, что и места, откуда стреляют, и цели выбираются хаотично и непредсказуемо, но в теории правый фланг должен был стать наименее вероятным местом обстрела. Следующие сутки прошли спокойно, потом «неизвестные бандиты» не прицельно выпустили веером полтора десятка снарядов по нашей территории с центральной горы. Мы выехали на левый фланг — и, вот, сидим тут уже пятый день! Не непрерывно сидим, на ночлег уезжаем «на базу», но всё-таки!

А противник словно издевается: уже четыре раза подряд используют для обстрелов пусть и разные позиции, но все — на правом фланге! И с каждым днём, что там днём, с каждым часом оставаться здесь становилось всё труднее и труднее, поскольку всё сильнее терзала мысль: а вдруг про нас и нашу «засаду» знают? И именно потому держатся вне досягаемости? Но в таком случае менять позицию тоже бесполезно — враги тоже сменят её. Разве что это укрепит подозрения в наличии утечки, но и её не докажет, поскольку всегда есть место для случайности.

Чтобы немного отвлечься от переживаний повадился разговаривать с местными пограничниками. У них, конечно, служба, но в свободное время офицеры не упускали возможности поговорить со свежим человеком и узнать хоть какие-то новости из более цивилизованных мест Империи. Даже начальник заставы не брезговал беседами, причём, в отличие от подчинённых, придворными новостями и событиями не интересовался совсем. Он вообще считал, что достиг потолка в звании и должности: капитан и, как уже говорилось, начальник заставы. Для дальнейшего же роста требовалось сменить или место службы, или её характер, или и то, и другое. Конечно, порядок производства в следующее звание в министерстве финансов, к которому относилась Пограничная стража, отличался от армейского, но принцип сохранялся, тем более, что табель о рангах тоже общая. И капитану, чтобы стать ротмистром, требовалось поступить в одно из учебных заведений и успешно закончить его. Ну, и прямой должностной рост также не был возможен: над ним стоял начальник пограничного отряда в звании полковника, а у него три заместителя: два подполковника и майор, но майор — по финансовой части, и звание у него такое не случайно, а из-за другой вертикали подчинения. Чего только не узнаешь от тотальной скуки!

В общем, даже после успешной учёбы служить предстояло бы где-то в другом месте и в другом качестве. Он же не хотел лишний раз дёргаться — но не потому, что обленился или перегорел, а от того, что привык считать заставу с окрестностями своими владениями, чуть ли не манором. Ну и, соответственно, к безобразиям на своей территории тоже относился как к личному оскорблению. Но именно он наиболее убедительно настаивал на том, чтобы сидеть здесь и ждать. Как дичь в засаде, что должна сама прийти под выстрел. Правда, и сам он тоже толком не знал, из чего именно мы будем стрелять.

Может возникнуть вопрос, почему бы нам не разделиться: один миномёт поставить на правой позиции, второй — на левой и поймать врага с вероятностью две трети? Против оказались сразу СИБ, мой Вишенков и, как ни странно, начальник заставы. Причина была банальна: имеющегося охранения не хватит, чтобы обезопасить обе позиции от возможного нападения, а местные силы привлекать нельзя из соображений секретности. По мне, так это надуманно всё, но, с другой стороны — профессионалам виднее.

Так что сижу, скучаю, разговариваю с пограничником.

— Я вот одного не понимаю — зачем это всё румынам?

— Не уверен, что это именно румыны затеяли…

— Нет, я про обычных, рядовых румын, как исполнителей всех безобразий, так и местных жителей. Ведь без содействия или, как минимум, непротивления и молчания аборигенов наши разведчики уже давно бы нам нарисовали на карте и место обитания, и маршруты, и график движения.

— Это да, с этим не поспоришь. А причины самые простые, и их ровно две, причём взаимосвязанных. Первая и определяющая — нищета.

— Ну, этим оправдываются все любители лёгкой наживы.

— Нет-нет, тут ситуация особая. Нищета