Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

В последние годы Лианнон, отдавая дань годам, начала покрывать голову платком, подобно большинству замужних матрон и женщин постарше, и распускала волосы только при совершении обрядов. Однако ж, размышлял Арданос, на протяжении двадцати лет – а ведь почти столько он ее и знает! – лицо и облик этой женщины являются средоточием их веры, и ее устами боги изрекают свою волю – ну, если не дословно, то, по крайней мере, в истолковании жрецов-Прорицателей.

Пожалуй, в лице стареющей женщины и впрямь ощущается нечто божественное – божественность окутывает ее словно незримый аромат. Вероятно, это потому, что бессчетные толпы столько лет видели в ней Богиню: не просто символ своей веры, нет – эти люди привыкли все воспринимать по-детски буквально; им она представала самой Богиней во плоти – великой Девственной Матерью Племен, Владычицей Земли.

Лианнон вскинула голову.

– Арданос, ты на меня так долго пялишься, что можно было бы успеть корову подоить! Ты пришел сюда что-то сказать мне или о чем-то спросить? Ну же, выкладывай! Самое страшное, что я могу сделать, – это ответить отказом. А когда это я говорила тебе «нет»?

И это речет божество, подумал про себя Арданос, радуясь возможности облечься в плащ цинизма: благоговейный настрой был ему тягостен.

– Прости меня, Священная Госпожа, – мягко проговорил друид. – Мысли мои блуждали далеко.

К немалому удивлению жрицы, гость снова встал, беспокойно прошелся взад-вперед и коротко бросил:

– Лианнон, мне тревожно; в Деве ходят слухи – и слухи эти повторил не кто иной как сын префекта, – что Рим, возможно, отзовет свои легионы. Я уже в третий раз об этом слышу; конечно, всегда найдутся горячие головы, которые готовы орать: «Долой Рим», но…

– И слишком многие из тех, кто разносит эти слухи и орет во всю глотку, ожидают – или, по крайней мере, надеются, – что мы воспрянем и станем орать заодно с ними. Я молве не верю, – без околичностей заявила Лианнон. – Но если такое и впрямь случится, мы отлично проживем и без легионов. Разве не об этом молимся мы с тех самых пор, как закованного в цепи Каратака водили по улицам Рима?

– А ты представляешь, какой хаос это вызовет? – спросил Арданос. – Та же самая клика, что орет: «Долой Рим»… – Старику так понравилось собственное выражение, что он повторил его еще раз.

– …конечно же, не понимает, что случится, если их желание исполнится, – докончила за него Лианнон.

«Она знает меня как облупленного; даже теперь мы понимаем друг друга с полуслова», – подумал Арданос. Но доводить эту мысль до конца ему не хотелось.

– Согласен, такая клика была и есть – с тех самых пор, как Цезарь вторгся в Британию и стяжал славу, необходимую ему, чтобы править Римом! И теперь эти бунтари ждут, что мы, жрецы Священной рощи, станем вопить заодно с ними, – и не поймут, если мы промолчим, – промолвил Арданос. – Прямо сейчас я беспокоюсь, как бы это все не вылилось в бесчинства на Белтайн.

– Нет, за Белтайн я бы не волновалась, – отозвалась Лианнон. – Люди приходят на праздник ради игр, и костров, и пиршества, и всего такого прочего. Вот Самайн – дело другое…

– Ты забываешь про «налог людьми» – недавние поборы подлили масла в огонь, – промолвил Арданос. – Римляне забрали тридцать человек у Бендейгида, всех рабов, которых он освободил, отправляясь в изгнание, когда его объявили вне закона, – и в придачу одного из его домочадцев. Изгнанник, тоже мне! – Друид невесело рассмеялся. – Да Бендейгид сам не знает, как ему повезло; его всего-то навсего выслали за двадцать миль[7] от Девы! И это он еще не знает в точности, скольких людей угнали, а как только выяснит – мало не покажется… что ж, он меня уже как только не честил, и предателем, и еще похуже; пусть бранится – брань на вороту не виснет!

У меня есть разрешение провести Белтайн – я сам съездил к Мацеллию Северу и испросил у него дозволения устроить мирный праздник в честь Цереры – как это делалось последние семь или восемь лет, а поскольку префект меня знает и мне доверяет, римляне не стали посылать сюда легионеров – на всякий случай проследить, чтобы не начались беспорядки и чтобы народ – ну, скажем так, не вздумал поклониться вместо Цереры – Марсу.

Верховная жрица вздохнула. Арданос знал: она вспоминает кровавые дни огня и меча, когда Боудикка приносила человеческие жертвы Богине в благодарность за победу. В ту пору они с Лианнон были так молоды – и ни минуты не сомневались, что сумеют вернуть былую славу, нужно только немного храбрости да острый меч!

– Если возникнет смута, да что там, если хоть какой-нибудь шум поднимется, ты не хуже меня знаешь, что нас всех под корень вырежут. Но откуда ж мне было знать, что легионеры только что прошли через здешние земли и увели три десятка наших славных ребят гнить в вонючих Мендипских рудниках?

Но он же архидруид, ему должно быть известно все на свете – он обязан предугадывать все замыслы римлян. Ему полагается быть готовым к любому произволу со стороны захватчиков.

– Если я в последний момент отменю церемонии, это, чего доброго, вызовет волнения даже там, где до поры все было спокойно. Мне попробовать? А что, уже были какие-то вспышки недовольства? В ответ на то, что рабочих угнали на рудники?

– Не уверен, – покачал головой Арданос. – Но, похоже, кто-то попытался сделать так, чтобы сын префекта… исчез.

– Сын префекта? – Лианнон изогнула тонкую бровь, словно недоумевая, кому и какое до него дело. – В знак протеста – или чтобы создать неприятности местным? Бендейгид скорее перебил бы солдат, явившихся за рабочими, разве нет?

– Он нашел мальчишку в ловчей яме и спас его от верной смерти, и теперь юнец гостит в его доме.

Мгновение Лианнон глядела на него во все глаза – а затем расхохоталась.

– И твой зять Бендейгид не знает, кто его гость?

– Парнишка очень похож на свою мать, а она была из племени силуров; его приняли за одного из наших, а у него хватило ума себя не выдать. Но прежде, чем он сможет продолжать путь, ему нужно поправиться. Если с мальчиком что-то случится – а он, насколько мне известно, ни в чем особенном не замечен, ни в плохом, ни в хорошем, – ты не хуже меня знаешь, что во всем обвинят нас. Нас и так в