Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

чем только не обвиняют – вплоть до разграбления Трои! В том, что легионы по-прежнему здесь, а не вернулись в Галлию, где им самое место, тоже виноваты мы. Да еще все эти россказни о чудовищных зверствах – старые байки времен Божественного Юлия, да упокоится он в мире, – добавил Арданос, свирепо усмехнувшись. Жрица ничуть не сомневалась, что собеседник имеет в виду нечто прямо противоположное.

– И все-таки пахнет бунтом, – продолжал Арданос. – В стенах Лесной обители ты этого не чувствуешь; да и я мало что вижу – я живу среди римлян слишком давно. Но мое дело следить, куда ветер дует. Подмечать знаки и предвестия. Например, куда вороны летят в полночь. Я говорю о тайном обществе, поклоняющемся Владычице Битв.

Жрица рассмеялась.

– Ох, Арданос! Эти полоумные старцы, которые приносят жертвы Катубодве, ворожат и гадают по птичьим потрохам – да они глупее легионеров с их священными курятниками! Как можно воспринимать их всерьез?

– Так было до недавнего времени, – кивнул Арданос. Он отметил про себя, что внезапно очень радуется возможности рассказать Лианнон что-то, чего она не знает. В былые дни жрицы участвовали в советах наравне с друидами, но после разорения Моны друидам, чтобы выжить, пришлось научиться скрытности. Случалось даже, что архидруиду приходилось действовать самому, на свой страх и риск. Порою Арданос задумывался, а не слишком ли далеко они зашли – наверное, жрицы исполняли бы волю Совета куда успешнее, если бы при принятии решений их мнение тоже учитывалось. Тогда он не чувствовал бы себя таким одиноким, оказавшись лицом к лицу с неразрешимой проблемой.

– Именно так все и было еще года три назад. И тут внезапно вместо дряхлых жрецов и гадателей, откуда ни возьмись, у нас тут орава юнцов, все – не старше двадцати одного года и в большинстве своем рождены на Священном острове, – и все они считают себя новым воплощением Священного отряда…

– А, эти дети! Памятуя о том, как они появились на свет, меня это не удивляет. – Лианнон наморщила гладкий лоб: она начинала понимать.

– Вот именно, – кивнул Арданос. – Кинрик, воспитанник Бендейгида, один из них, а мой зять, тот еще фанатик, конечно же, не преминул поделиться с мальчишкой своими политическими взглядами.

Лианнон побледнела.

– И как же так вышло, позволь узнать?

– Я не думал, что это важно; все случилось еще до того, как моя дочь Реис стала женой Бендейгида, а я тогда его почти не знал. К тому времени, как я понял, сколько неприятностей могут причинить эти двое, было уже слишком поздно. Кинрику не терпится продолжить дело приемного отца. Они вдвоем с Бендейгидом сумели отыскать почти всех остальных мальчишек – и вот вам, пожалуйста, Братство Воронов, тайное общество с громким именем, готовое действовать…

– Если с тобой или со мной что-либо случится… – Друид, поморщившись, покачал головой. – Они попытаются отомстить Риму за позор своих матерей, и кто их удержит? Отсюда и до самых озер в народе уже вовсю судачат о том, что эти парни-де – новое воплощение великих героев прошлого.

– Очень может быть, что так оно и есть, – обронила Лианнон.

– Хуже того, они и выглядят как самые настоящие герои, – хмыкнул Арданос.

– А я ведь тогда советовала утопить всех, а не только девчонок, если помнишь, – промолвила Лианнон: к ней постепенно возвращалось самообладание. – Звучит жестоко, зато сейчас нам бы ничего не угрожало. Но кое-кто считал по-другому: одни оказались больно жалостливыми, а другие, как Бендейгид, хотели, чтобы мальчики выросли и отомстили за жриц. Так что все эти дети живы, и избавляться от них поздно – это надо было двадцать лет назад сделать. И теперь я уже не могу запретить им мстить.

Конечно нет, подумал про себя Арданос. Ни в коем случае нельзя даже намекать на то, что Лианнон говорит за себя или повторяет слова жрецов: она всегда вещает от имени Великой Богини. Не стоит ей напоминать, что речи Лианнон по сути никогда не расходятся с решениями Совета Друидов или что Богиня – если она вообще существует, цинично сказал себе Арданос, – давным-давно перестала вмешиваться в дела людские и ей дела нет до того, что станется с ее почитателями или с кем угодно еще, кроме разве Верховной жрицы – да и то вряд ли.

– Я ничего такого не имел в виду, – осторожно подбирая слова, промолвил архидруид. – Я просто пытаюсь объяснить… да сядь уже, пожалуйста! Твой телохранитель и без того недобро на меня косится… я просто сказал, что если Богиня отвечает на твои молитвы о мире, Она точно так же слышит и пропускает мимо ушей молитвы большинства наших соплеменников об открытом восстании или о войне. Долго ли еще Она будет слушать тебя, а не их? Или, говоря прямо… – «Ну, не так уж и прямо», – поправился про себя он. – Прости мне эти слова, но ты с годами не молодеешь – настанет день, когда ты покинешь святилище, и что тогда?

«Если бы я только мог сказать ей правду… – Страсть, которую Арданос почитал забытой, захлестнула его с новой силой; в горле стеснилось. – Мы с Лианнон слабеем с годами, а Рим по-прежнему силен. Кто научит молодых, как сохранить наши древние обычаи до тех пор, пока Рим в свою очередь не состарится и наша земля не будет снова принадлежать нам и только нам?»

Лианнон послушно опустилась в кресло и прикрыла глаза руками.

– Ты полагаешь, я об этом не задумывалась?

– Я знаю, что задумывалась, – отозвался архидруид. – И знаю, к чему ты пришла. В один прекрасный день в Вернеметоне однажды может появиться служительница, которая, скажем так, откликнется на призывы толпы к войне, а молитвы Верховной жрицы останутся без ответа. Вот тогда война и впрямь неизбежна. И ты понимаешь, что с нами станется.

– Я могу служить Богине, только пока я жива, – горько произнесла Лианнон. – Даже ты не вправе требовать от меня большего.

– Пока ты жива, – эхом откликнулся старый друид. – Вот об этом нам и нужно поговорить.

Лианнон провела рукой по глазам.

– Разве не ты сама выбираешь себе преемницу? – спросил Арданос уже мягче.

– В каком-то смысле. – Жрица глубоко вздохнула. – Говорят, я почувствую, когда настанет мой смертный час, – и тогда передам кому-то свою силу и мудрость. Но ты-то знаешь, от кого зависит выбор на самом деле. Гельве выбрала не меня. Она меня любила, да, но не я – ее избранница. Как звали ту девушку, уже не имеет значения; ей было всего девятнадцать, и она была безумна. Выбор Гельве пал на нее; это