Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

Все посмотрели в сторону крикуна, который, не будучи сам стрельцом, посмел при товарищах слово держать. И когда увидели, что это не их, не стрелецкий муж, сразу же настроились стрельцы чуть ли не накинуться на посмевшего кричать на стрелецком Круге.

Симеон Нарушевич, недавно направленный воеводой Хованским для агитации стрельцов на бунт, не вмешивался, ходил, высматривал, прислушивался к стрельцам, чтобы окончательно понять, что же им пообещать, чтобы они подхватили свои пики да и стали действовать. Другие полки в большинстве уже сагитированы. А во Первый полк… Он особливый. Не такой, как Стременной, там и вовсе конная стрелецкая элита, но Первый стрелецкий стоял на втором месте по значимости прочно.

Симеон Нарушевич, литвинский шляхтич, который ещё со своим отцом, будучи малолетним, прибился к русскому войску во время русско-польской войны, корил себя за то, что раньше не стал говорить со стрельцами. И сейчас он видел, что сложно будет переубедить всех, кто только что услышал такие слова. Каков отрок… да ведь это чуть ли не предсказание. Но и смолчать, признать, что задание провалено, Нарушевич не мог.

— А ты кто таков будешь? — спросил Никодим и направился в сторону Нарушевича.

Тот попятился. Большинство стрельцов уже смотрели на Симеона с недоверием и даже злостью. Из-за пазухи Нарушевича как на грех выпало не менее двух десятков листов бумаги. Это были подмётные письма, которые велено было распространять между стрельцами. Но куда там, если пол Первого приказа уже, считай, что бунтует. Бунт? Да, да не такой, не как хотят те, кто направил Нарушевича, кто направляет и других крикунов по стрелецким полкам [подметные письма — листовки].

— Я от князя Хованского к вам прибыл! Вставайте, просыпайтесь, люди служивые! Пора! Извели Нарышкины Ивана Алексеевича, старшего… — выкрикнул Нарушевич.

— Это что, товарищи? Прав Егор Иванович оказался. Стращают нас! — сказал Никодим и посмотрел в сторону Ивана Даниловича Стрельчина.

Сотник понял, что от него хочет кум.

— А ну вяжи его, браты! — отдал приказ сотник Стрельчин.

Пауза… Вот сейчас — тот самый момент, который и покажет: стрельцы послушны ли новой, как сказали бы в будущем, революционной власти. Нет, не так. Как раз-таки революцию никто и не собирался делать. Напротив — защитить царя, чтобы не было смуты. И стрельцы послушались сотника. Нарушевича быстро повалили на деревянный настил, надавали ему тумаков, связали руки и сунули в рот тряпицу.

— Что ж далее делать? — спрашивали теперь у сотника Стрельчина.

— Хватай, браты, пищали, бердыши да пики! Оборону держать станем! Не пущать никого, кто супротив царского сына идти будет! — отдавал приказы сотник. — А придет в себя сын мой. Послухаем, что еще скажет.

Иван Данилович замолчал. Он-то понимал, что нужно дальше делать. Но слишком неожиданно для сотника пришла власть и возможность повелевать стрельцами. Не всеми, конечно — в Москве нынче как бы не три десятка тысяч стрельцов. Но полк стрелецкий первого приказа, судя по всему, теперь готов идти за сотником.

Или за его сыном? Но кто ж вперёд батьки-то пойдёт?

— В Кремль идти мне надо, браты. Подумают ещё, что бунт мы учинили. Письма подмётные понесу. Да ентова, — сказал сотник Стрельчин, указывая на связанного Нарушевича.

— Поздорову ли, брате? — к сотнику подошёл Никанор и посмотрел на рану.

— Выдюжу, брате! Ты токмо за крестником своим присмотри, — сказал Иван Данилович, снимая кафтан.

Он не о своём здоровье подумал, желая всё-таки перевязать рану. Он так размышлял: негоже являться в Кремль, пред светлые очи царственных особ, истекая кровью.

Так что понадобилось ещё немного времени, чтобы перевязать рану. А ещё Иван отправил одного из ближайших к нему стрельцов в мастерскую. Есть там пара добрых пистолетов, выполненных на продажу за дорого. Невместно идти к царственным особам, не имея при этом подарков.

Но, когда уже приготовления к выходу были завершены, Стрельчин-отец передумал. Он понял, что расстеряется при взоре какого из бояр. Так что решил все же дождаться пробуждения сына, который спал на телеге.

Глава 5

Москва, Стрелецкая слобода

11 мая 1682 года

Я уже, было дело, ожидал, что очнусь опять где-нибудь в неожиданном мне месте и в новом времени. Однако, прислушавшись, понял, что я всё ещё там, на собрании стрельцов. И что споры не утихают. Лежу в телеге, рядом кто-то есть. Ощущал на себе острый, пристальный взгляд. Но пока глаза не открывал. Чувствовал себя, вроде бы, и неплохо, хотя говорить о чудесном излечении не приходится.

Открываю глаза…

— Прошка! — констатирую я.

«Любитель подзатыльников» нависал надо мною и дышал прямо мне в лицо. Это он так рассматривал, следил, не очнулся ли? Ответственный.

Медленно, прислушиваясь к своему организму, я поднялся и вылез из телеги. И меня практически сразу же заметили. Толпа замолчала.

Уф! Как там делается зубная паста? Ну или порошок? Такое амбре ударялось в меня от каждого выдоха молодого стрельца, что хоть задумывайся об боевом удушающем газе на основе дыхания Прошки. Да и не только. Я же видел баню, можно сказать, что общественную, в стрелецкой усадьбе. Почему бы не мыться Прошке?

— Излечился? — непоседливый молодой стрелец Прошка, оставив меня, направился к стрельцам. — Товарищи, братцы, излячилси пророк наш!

— Да видим жа и сами! — выкрикнули из толпы.

Чья-то рука, какого-то стрельца постарше, взметнулась, чтобы отвесить очередной тумак Прохору, но тот ловко увернулся, поднырнул за спину своего «воспитателя» и уже оттуда выкрикнул:

— Науку сию принимаю токмо от дядьки Никанора да от сотника Ивана Даниловича. Иным не сметь биться!

Несмотря на всё напряжение, я улыбнулся. Уж так комично выглядел Прошка, что заставил засмеяться всех. Надеюсь, что смех всё-таки больше объединяет, чем приносит разногласий.

— Как ты, сыне? — поинтересовался отец.

— Хорошо, батюшка. Уже лучше, — отвечал я.

— То добре. Ты скажи! Товарищи ждали тебя! — сказал сотник Иван Данилович Стрельчин.

— Так что, товарищи-стрельцы? Защитим царственную семью? — выкрикнул я, когда смех пошёл на убыль, и действительно уже многие ждали моих слов.

— Ты, Егор, всё верно говоришь! А токмо тебе прощение будет, за смерти полковника и полуголовы. А нам что с того? Есть уже те крикуны, кто злато обещает стрельцам, — все-таки нашелся скептик, который решил ещё поспорить.

Нет тут развлекательной индустрии. Все людям не терпится поговорить. Не наговорятся. И разговоры те чаще — о выгоде. Деньги — кажется, главная проблема этих людей. Нет, я не идеалист, который считает, что можно и впроголодь, лишь бы служить Отечеству, хотя разные