Конец Ордена Ментальных Имперских Магов - Аргус

капюшон плаща на голову, так, что его лица не было видно. Со стороны его можно было принять за девушку. Они молча сели на повозку, и возница дернув вожжами стал понукать лошадей, которые нехотя тронулись с места, постепенно набирая скорость.

— На станцию Лесную, — коротко бросил крестьянину Христофор Васильевич.

— Так, Дачная ближе-то будет, барин, — ответил тот.

— На станцию Лесная! — жестко повторил дядя мальчика.

— Воля Ваша! Н-но! Пошли! — возница щелкнул кнутом. Лошадки резво побежали по проселочной дороге. «Наверное девку умыкнул против воли родителей, барин, и сейчас хочет с ней сбежать!» — с ухмылкой думал про себя возница. Сидящий рядом полковник хотел, чтобы все именно так и выглядело. Через час они подъехали к железнодорожной станции. Ланской рассчитался с возницей не доезжая до самого здания, и часть пути они проделали пешком.

Билеты были куплены заранее и вскоре они сели в поезд, который повез их на восток.

— Ты хорошо держишься, Петя, — произнес его дядя, — я думал, ты раскиснешь.

— Некогда раскисать, — твердо ответил попаданец, — родителей не вернешь, но нужно будет отомстить. Какой у тебя план, дядя?

— Правильно мыслишь! Ты сильно изменился, но это хорошо! — одобрил его полковник, — значит так. Я тебя оставлю у своего знакомого. Он сложный человек, но сможет тебя научить как обманывать ментальных магов.

— Ты меня бросаешь? — прямо спросил юноша.

— Глупости не говори, — строго ответил его спутник, — пока ты будешь учиться, я поеду в тот гарнизон и выправлю тебе свидетельство о рождении! И аттестат об окончании гимназии. Очень хорошо, что в них не нужны твои фотографии. На основании этого свидетельства, ты получишь паспорт, станешь моим сыном, и твоя легализация, как дворянина и графа Петра Христофоровича Ланского, будет завершена. После этого, я вернусь за тобой. Мы уедем в Петроград, где снимем квартиру и сделаем тебе паспорт. А потом подадим документы в Имперскую Академию Управления.

— А в Военную Академию нельзя? — уточнил его племянник, — нам эта Академия была бы полезней в деле мести!

— Боюсь, что нет! После мятежа и предательства части армии и генералов, отбор туда жесточайший. Там проверяют все! И наша маленькая афера быстро вскроется. Кроме этого, в России нет опыта успешных военных переворотов. Государственная власть всегда оказывается сильнее! А ты будешь учиться именно этому! — отверг его идею полковник.

— Хорошо! — согласился попаданец, — а ты можешь мне рассказать про этих ментальных магов?

— Да рассказывать-то особенно и нечего! — скривился Христофор Васильевич, — о них очень мало, что известно. Появились они при при Алексее Михайловиче Тишайшем, сыне первого царя из рода Романовых.

— А почему он Тишайший? — удивился юноша, — разве не при нем были медный и соляной бунты?

— Однако! Вижу ты не все забыл! — обрадовался дядя, — Алексея Михайловича называли «Тишайшим» не из-за его кроткого нрава, а потому что это был почетный титул, происходящий от латинского «clementissimus», что означало «милостивейший». Этот титул использовался для описания царя, который поддерживал в стране «тишину и покой» и благополучие, что, по мнению его современников, Алексей Михайлович и делал, подавив бунты и приведя Россию в спокойное состояние. Эпитет также был частью официальной титулатуры монарха и использовался для его сыновей, например, Фёдора III.

— А не при нем ли начался церковный раскол? — спросил племянник.

— Именно! Многие считают, что это было неспроста. Что его дед, патриарх Филарет (в миру Фёдор Никитич Романов) был в польском плену в течение восьми лет, с тысяча шестьсот одиннадцатого по тысяча девятьсот девятнадцатого года. Он был арестован во время Смутного времени, когда участвовал в переговорах с польским королем Сигизмундом Третьим. Позднее, в тысяча шестьсот девятнадцатом году, Филарет был освобожден в результате обмена пленными по условиям Деулинского перемирия, он вернулся в Москву, где его торжественно встретил сын, царь Михаил Фёдорович.

— И что?

— А то, что послухам он там тайно принял католичество, и передал эту веру и своему сыну, перовому царю династии Романовых, и своему внуку. А тот, чтобы расколоть и ослабить церковь затеял с патриархом Никоном церковную реформу. Множество народу реформу ту не приняли и восстали. И во власть шли, чтобы этой реформе нагадить. Вот тогда и появилась Инквизиция и при ней Орден Ментальных магов. И стали они людишек перебирать и проверять на предмет крамолы и измены. А вот откуда они взялись никто не знает. Тайна сия велика есть! С тех пор они силу и набрали! Это в учебниках написано.

— Как же они бунт проморгали в семнадцатом году? — удивился юноша.

— А кто тебе об этом скажет? — вздохнул полковник, — поторопился твой отец того Иннокентия расстрелять. Хотя и допрашивать его не было никакого смыла.

— Почему?

— Они могут сами по своему желанию умереть. Как они это делают не знаю. Но ни одного допросить ни разу не удалось.

— А Вы, дядя, откуда знаете? — с подозрением спросил попаданец.

— Когда мы вошли в Питер с твоим отцом, поймали мы пару этих упырей в капюшоном с глазом. И поймали мы их в штабах гвардейских полков Семеновского и Преображенского, которые изменили трону и перешли на сторону изменников! Их потом расформировали, предателей. Ну с иудами мы церемонится не стали. Тем более, что мы уже видели, что они на улицах и в своих казармах со сторонниками старой династии делали. Кончили их, а месте. А вот со святошами решили побеседовать! А я на турецком фронте служил с Дикой Дивизией рядом. Вот это были мастера языки развязывать пленным. Ну и меня научили. Вот и решил я в подвале с ними побеседовать по свойски. Думаю, одного допрошу с пристрастием, а второй сам, глядя на это сам все расскажет!

— И что они сказали? — спросил юноша.

— Ничего, — с досадой ответил его дядя, — только я начал их допрашивать, они вдруг глаза выпучили, посинели и умерли. Я их пальцем даже тронуть не успел. Только инструмент для допроса и разложил!

— Какой инструмент? — спросил попаданец.

— Ну как какой: клещи для ногтей, плоскогубцы для зубов, долото железное для костей, шило под ногти загонять, пила для распиливания костей, и много еще чего! — вполне серьезно стал перечислять полковник,