Фантастика 2025-50 - Сергей Ампилогов

Самых верных людей, последних, терял сейчас полковник Козырь. Тех, кто ещё в банде с ним был, кому он жизнь свою доверял безо всяких-яких. А теперь они умирали рядом с ним. Но сам Козырь, будто заговорённый, всякий раз успевал упредить врага. Он бил первым, и перед ним валились на землю народники, разваленные его тяжёлой шашкой едва ли не до пояса.

Выстрел, столь редкий в этой битве, сразил отбивающегося рядом гайдамака. Второй заставил самого Козыря дёрнуться в седле – пуля угодила в прочный наплечник. Правую руку на миг сковала ледяная боль. И тут же по левому наплечнику прошлась вражья шашка, выбив из него тучу искр. Козырь, почти не глядя, ударил ближайшего врага – клинок его шашки угодил в чью-то плоть. Но удар вышел скверный, выдернуть оружие тут же полковник не сумел. Клинок прочно засел, застряв между рёбер. Полковник Козырь не видел своей смерти, она обрушилась на него откуда-то сбоку. Тяжёлый клинок раскроил ему череп – кровь обильно хлынула на грязный красный жупан, наплечники с вытертой позолотой и крепкую кольчугу, не раз спасавшую ему жизнь. В этот раз она его не спасла.

Никто не примчался на батарею полковника Болботуна. Не было ни единого гонца от Козыря. Все гайдамаки, что ушли с ним, сгинули в схватке с народниками. Теперь пришла очередь Болботуна с его артиллерией.

— Все орудия на прямую наводку, — велел полковник. Он стоял рядом с простыми командирами расчётов, и командовал не по полевому телефону. Всякое слово его тут же уходило по живой цепи. — Первый залп шрапнелью – дальше, у кого что осталось. Расстрелять все снаряды.

Он рассчитывал, что первый залп, смертоносной для пехоты и конницы шрапнелью, затормозит вражеский вал, а после можно будет бить уже фугасами. Главную задачу артиллерия выполнит – нанесёт врагу наибольший ущерб. Вот на этом-то он и попался. Никто не ожидал, что конницу Козыря сомнут так стремительно, что прямо из рощицы и обтекая её с обеих сторон помчится неудержимая лава народной кавалерии. Вроде и орудия заряжены, и прицелы выставлены, и все ждут только приказа, и приказ есть.

— Огонь! — кричит Болботун, как будто хочет, чтобы его услышал каждый командир орудия. — Огонь! — без нужды повторяет он.

Но слишком поздно. Как будто вид несущейся конной лавы парализует волю артиллеристов. Ни одно орудие не успевает выстрелить – выплюнуть во врага шрапнельный стакан, наполненный мелконарубленой смертью. Сухо щёлкают редкие винтовочные выстрелы, почти на головы замерших в оцепенении артиллеристов обрушиваются сабли.

Не проходит и десяти минут, как с артиллерией Болботуна покончено. Сам же полковник застрелился, прежде чем до него добрались враги.

А в это время, стуча колёсами по стыкам рельс, два состава под прикрытием бронепоезда мчались к ничего не подозревающему городу.

Громада небесного крейсера «Народная слава» скользила в небесах над железной дорогой. На капитанском мостике его было тихо и спокойно. Матросы молодогвардейцы, одетые в форму, мало отличающуюся от царской, небесный флот всё-таки оставался закрытой кастой, которой слабо касались преобразования военной формы, несли вахту по обычному расписанию. Да и для чего вводить боевое, если в небе даже аэропланов вражеских нет. Ни один из них в то утро не поднялся с аэродрома, оборудованного на окраине города. Даже патрульные полёты отменили.

— К началу операции всё готово, — доложил маркизу капитан «Народной славы». — Прикажите начинать?

— Нет-нет, — вскинул руку Боргеульф, — пока рано. Давайте дадим генералу Хладу насладиться своим триумфом. Будьте любезны, дать максимальное увеличение на приборах и навести все линзы на город. Я желаю видеть всё, что там происходит. Я хочу видеть их лица, когда мы начнём.

— Слушаюсь, — кивнул капитан «Народной славы».

«Народная слава» был не просто крейсером, но крейсером флагманским. С его борта адмирал должен следить за ходом всего небесного сражения. А потому он был оборудован куда лучшими системами наблюдения, чем обычная модель той же серии. Перед лицом маркиза Боргеульфа опустился широкий раструб перископа. Он приложился к его линзам – и перед его глазами появилась чёткая картина происходящего внизу, так, словно он находился не далее, чем пяти метрах над железной дорогой.

— Отлично, — произнёс маркиз, отрываясь от прибора. — Не желаете взглянуть? — обратился он к Сигире.

— Воздержусь, — ответила та.

В последнее время она больше следила за самим Боргеульфом, нежели за развитием ситуации. Ей вовсе не нравилось то, что делает маркиз. Вроде бы всё в рамках полученного от генерал-кайзера, и что намного важнее, адмирала Адельгара, приказа. Вот только за действиями его, казалось, скрывались мотивы далёкие от полученных приказов. Никаких доказательств, даже косвенных, у Сигиры на руках не было, всё оставалось на уровне чувств, ощущений, инстинктов опытного следователя дивизии «Кровь», но именно им, а вовсе не доказательствам привыкла доверять Сигира.

— Сейчас, и правда, смотреть особо не на что, — согласился Боргеульф. — Дымят себе паровозы да дымят. Но очень скоро внизу развернётся просто замечательное действо, обещаю вам. На него обязательно надо взглянуть, хотя бы одним глазком.

К адмиральскому креслу, которое занимал маркиз, подошёл профессор Бодень. На лице его было написано присущее, наверное, только светилам науки особое нетерпение.

— Чего мы ждём? — резко спросил он у Боргеульфа. — Большая часть образцов расположена компактно и можно начинать эксперимент. Или вы ждёте, пока они разбредутся по городу, будто стадо баранов? Тогда за результаты я лично отвечать отказываюсь, и снимаю с себя всю ответственность.

— Профессор, — тоном, каким обычно разговаривают с маленькими детьми, ответил ему Боргеульф, — ответственность в любом случае лежит на мне, и только на мне. И потому выбор наилучшего момента для начала наших активных действий лежит на мне. Давайте мы больше не станем возвращаться к этой теме? Иначе я вспомню, что доктор Коробуд тоже сначала задавал вопросы, а после отказался работать на нас. Надеюсь, вы, профессор, не повторите его ошибки.

Бодень опустил голову. Он чувствовал себя сейчас студентом-первокурсником, которого показательно отчитали перед всей аудиторией. Да что там отчитали – высекли! Однако аудитория оказалась на редкость неблагодарной. Всем просто не было никакого дела до разговора профессора с маркизом. Матросы и офицеры на мостике продолжали заниматься своими делами, неся вахту, и никто не спешил отвести глаза или продолжить работать с нарочитой деловитостью. Телохранитель Боргеульфа Озо стоял с обычным невозмутимым видом, а Сигиру, похоже, занимал один только маркиз. Она буквально не сводила с него глаз, особенно когда тот не обращал на неё внимания.

— Но поверьте мне, профессор, — добавил Боргеульф, сменивший гнев на милость так же