Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— Мы зашифруем в послании мой личный код. Его знают только Джур и Вурис.

Генерал задумчиво пил из своей фляги и смотрел в небо. Их разговор напоминал вербовку адептов финансовой пирамиды. Уж больно гладенько стелил аспид.

— Почему бы мне прямо сейчас не сдать вас обоих председателю?

— Потому что такое предложение Вы получите еще лет через сто. Вы же не дуб, Кревес.

— Я могу поступить хитрее: завтра объявят о смерти наследника дома, так что я легко отберу трон у Ампаль. И получу свой барьер гораздо дешевле!

Эйден щелкнул пальцами за спиной. Тотчас Канташ наклонился к генеральскому уху, и усы Кревеса поникли. Граф вернулся к ноге андроида, ничуть не уязвленный своей ролью тем вечером.

— Да когда она успела-то⁈ — генерал вылил флягу на тропинку и развернулся, чтобы уйти. — Пройдохи!

Не говоря больше ни слова, он удалился. Синтетик перевел вопросительный взгляд на Канташа:

— Это он в смысле — да или нет?

— Кревес вылил свой напиток, — граф почтенно указал на лужицу. — Это означает согласие с условиями сделки.

— А если б нечего было вылить?

— Обсуждение договора редко обходится без хорошей выпивки, милорд. Но это древний язык… такой древний, что предки выкручивались, как могли. Да, и резали палец, чтобы капнуть своей крови на землю, тоже.

Ах, вот оно что. Признаться, Эйден подумал о другом.

— А можно вместо себя порезать собеседника? Очень символично же: пустить ему кровь с надеждой на долгое сотрудничество.

— Я думаю, на свадьбах до сих пор хватает таких случаев, — усмехнулся граф. — Лучше скажите, что будет, если Харген и правда ограничится барьером, а стрелять не станет?

— От барьера я ничего не потеряю. Но судя по тому, что творится, Зури то ли в истерике, то ли в панике. Он вдарит по Джуру так, чтоб наверняка разнести полгалактики. Мы с Шимой проштудировали все его файлы о наводчике: там, на Бране, не знают того, что знаю я. А значит, у них не будет причин осторожничать.

Усы Кревеса не ошиблись, и после разговора с генералом начался дождь. Эйден теперь не боялся осколков стекла: Ри окутала его броней, едва плеча коснулась первая капля.

Завертелось. План, свернутый в клубок, оживал, просыпался.

* * *

Самина так и не смогла заснуть той ночью и забралась на окно в пустом зале. Рядом валялся мячик профессора. Девушка задумчиво смяла его в руке и бросила в стену напротив. Отскочил — поймала.

Думать до утра — какая роскошь. Королевский подарок: думать, да еще до утра.

Еще бросок — поймала.

План Эйдена не годится. Решение принято. Она не вернется в его игру.

Бросок — … мяч ухнул в проем, исчезая в коридоре. Кто-то украл звук его падения.

— Как дела? — андроид вошел с мячиком в руке.

Снова за полночь, отличный вид, но у окна теперь Самина. Вопрос был в стиле «о, давно не виделись, как оно?». Оба знали, как оно на самом деле, но слишком велик был соблазн забыть обо всем, что случилось за последний месяц.

— Хорошо. А у тебя?

— Хорошо.

— Как там твои лютые каверзы?

— Шлифую.

За окном сыпались осколки, сверкали и били в стекло иллюминатора. Самине захотелось выдавить его спиной и оказаться на улице, под этим дождем, как только андроид нарушил воображаемую границу ее личного пространства. Для Эйдена та граница была на входе в зал. Все, что он делал после, каждый следующий шаг к ее убежищу вызывал желание обнять его. И застрелить. Он был краем пропасти, с которого так и тянет прыгнуть, когда слишком близко подойдешь. Или столкнуть товарища. Или, на худой конец, бросить фотоаппарат. Иначе говоря, совершить хоть какую-то необратимую шаль. Девушка спустила рукава до кончиков пальцев. Тонкие светлые волоски на предплечьях встали дыбом, потому что пропасть стояла рядом и пахла свежей мятой. А на Бране мята вызывала мучительную смерть.

— Да, хотела сказать: план твой — полная чушь.

— Нормальный план.

— Ерунда бездарная. Вычеркни меня.

Вместо ответа Эйден потянул ее к себе и просто обнял. Угадал тот самый нужный момент, так попал в точку, что все напряжение Самины потекло сквозь его руки, плечи и шею, будто сквозь проводник. И мягко рассеялось.

— Среди миллиардов бездарных критиков — как мне не хватает тебя одной в совете миров. Чтобы хоть кто-то от души называл мои планы ерундой.

Его рубашка приятно шуршала под щекой Самины. Еще секунду так, без слов и без движения. И еще секунду. Она откинулась к стеклу, чтобы заглянуть в зеленый глаз:

— Ты не виноват в смерти Бена.

— И мне хотелось в это верить. Но я же знал, кто сдал меня Харгену. Мог бы и догадаться, каким образом решит эту проблему стрекоза в эмоциональным ступоре.

— А я бы какала радугой, если б стала единорогом! Довольно. Бена убили безрассудство и Кайнорт Бритц.

— Не насилуй себя, — улыбнулся андроид, поражаясь таланту Самины умещать в одной фразе царское «довольно», изящное «безрассудство» и бесстыжую аналогию.

— Что? Это так я считаю. Я.

— Тогда, моя дорогая, ты просто себе завралась.

— Послушай, знаешь, что? — девушка вскочила с окна, едва не на ноги андроиду, оттолкнула его и принялась крутить волосы в пучок. Неровное каре не хотело собираться на затылке. — Ты вертишь людьми, но не их чувствами! Нет у тебя диастимагии против того, что у меня внутри!

— Мне и не нужна магия, чтобы разбираться в чувствах. Потому что они — не чудо. Это химия, сочетание гормонов, ты же сама биолог, ты же все это знаешь! Ты считаешь, мои слова тебя задели? А может, норадреналин и тироксин? Я могу смешать коктейль из нейромедиаторов, которые заставят тебя поверить, что я ангел или демон, и ты будешь стоять вот так передо мной и бить себя в грудь, крича, что это твое личное мнение!

Сложно ругаться с машиной. Невозможно ругаться с высокомерной и спесивой машиной в двадцать раз старше тебя и в отвратительном настроении. Искусственный интеллект выдавал слишком веские аргументы. И слишком быстро. Умный он был слишком. Самина положила руку ему на шею, где ладонь ей уколол краешек линии волос. Густой ежик на затылке чуть отрос за месяц. Играл под лампой темным соболем. А где-то ниже был шрам от нервизолера.

— Тише. Ты забыл