Нэпман 4. Красный мотор - Алим Онербекович Тыналин

— Та-ак… — протянул он. — Сорок девять и девяносто семь сотых. А должно быть пятьдесят ровно. Кто точил эту деталь?

— Позвольте взглянуть, — Циркулев придвинулся ближе, поправляя пенсне. — Действительно, досадное отклонение. Хотя для первой пробной партии могут быть некоторые допущения.

— Для первой партии? — Руднев фыркнул. — Да хоть для тысячной! Три сотых миллиметра на валу шпинделя, это как фальшивая нота в опере. Все изделие насмарку.

Он повернулся к стоящему рядом молодому рабочему:

— Жилин, голубчик, это вы на станке номер три работали?

— Я, Алексей Платонович, — смущенно переступил тот с ноги на ногу.

— И что же вы, уважаемый, резец после каждого прохода не проверяли? А настройку центров кто позволил трогать?

Я ожидал обычной едкой тирады, но Руднев вдруг сменил тон:

— Ладно, идите. Завтра с утра покажу, как правильно. Будем учиться.

Циркулев удивленно приподнял бровь:

— Однако, коллега, вы проявляете неожиданное педагогическое терпение.

— А что делать? — Руднев пожал плечами. — Парень старательный, просто опыта нет. Не всем же в Императорском училище практику проходить.

Он снова склонился над деталями:

— Вот тут, смотрите, Игнатий Маркович. Текстура поверхности неравномерная. Похоже, при шлифовке круг неправильно правили.

— Действительно, — Циркулев поднес к глазам лупу. — Помнится, в Германии на заводе Рейнекера применяли особый метод правки.

— Знаю-знаю, — перебил Руднев. — Алмазным карандашом под углом сорок пять градусов. Только у нас алмазов нет. Придется думать что-то свое.

Он достал из кармана сюртука блокнот, принялся быстро чертить:

— Вот, смотрите. Если изменить геометрию правящего инструмента и добавить осцилляцию, то вопрос решён, видите?

Я с интересом наблюдал, как эти двое, забыв об обычных пикировках, увлеченно обсуждают технические детали. Циркулев что-то доказывал, чертя схемы прямо на полях блокнота, Руднев возражал, но уже без обычной язвительности.

Неожиданно раздался грохот — в лабораторию ворвался запыхавшийся молодой инженер Егоров:

— Алексей Платонович! Там на станке номер пять…

— Тише! — шикнул Руднев. — Это вам не проходная, а храм точности. Что там со станком?

— Вибрация странная появилась при работе.

— Ну конечно! — Руднев хлопнул себя по лбу. — Мы же вчера сменили режим обработки, а динамическую балансировку не сделали. Идемте, коллеги, покажу, как это лечится.

Он сгреб детали в карман сюртука и устремился к выходу. Циркулев, кряхтя, поспешил следом.

— Игнатий Маркович, — обернулся вдруг Руднев, — а помните, вы говорили про способ центровки шпинделя по методу Деритрона? Кажется, он тут может пригодиться.

— Помню-помню, — оживился профессор. — Сейчас продемонстрирую…

Я остался в лаборатории один. На гранитной плите поблескивал забытый микрометр. Взял его в руки, вспомнил свои ощущения в двадцать первом веке, когда впервые держал похожий прибор. Тогда все казалось проще, нажал кнопку на компьютере, и станок с ЧПУ сделает деталь с микронной точностью.

А здесь, в 1929-м, каждая сотая миллиметра давалась потом и кровью. Но именно так, через труд и поиск, рождалось настоящее мастерство.

За дверью раздались голоса, Руднев что-то объяснял рабочим, Циркулев вставлял замечания, Звонарев возбужденно предлагал очередное усовершенствование. Обычный рабочий день продолжался.

Спустя совсем короткое время мы смогли продемонстрировать результаты комиссии. Их уже через месяц невозможно сосчитать. Призывали к нас с заводной регулярностью. Проверяли, как идет строительство завода.

В тот октябрьский день в цехе собралась внушительная делегация из наркомата. Я стоял у нашего первого токарного станка, наблюдая за приготовлениями к испытаниям. Руднев в неизменном лиловом пиджаке колдовал над измерительными приборами, то и дело поправляя сползающие очки.

— Коллега, — Циркулев придирчиво осмотрел режущий инструмент, — вы уверены в правильности углов заточки?

— Уж не учите меня, Игнатий Маркович, — фыркнул Руднев, но в его голосе прозвучала скорее привычка пикироваться, чем настоящее раздражение. — Я эти резцы из особой стали сам затачивал. Можно хоть бриться.

— Начинаем! — скомандовал я.

Станок плавно загудел. Первая деталь, калибровочный вал для проверки точности, медленно закрутилась в патроне. Руднев, необычно сосредоточенный, включил подачу. Тонкая стружка завилась спиралью.

Председатель комиссии, грузный инженер с орденом на лацкане, достал золотые часы:

— На все испытания даю час. У меня еще три завода сегодня…

— Час? — Руднев поднял бровь. — Да хватит и двадцати минут. Только потом не говорите, что это невозможно.

Звонарев, устроившийся у пульта управления, азартно подмигнул мне. Его система автоматической регулировки подачи работала безупречно.

Через пятнадцать минут первая деталь была готова. Руднев бережно снял ее, понес к измерительному столу. Комиссия сгрудилась вокруг.

— Позвольте, — Циркулев первым взялся за микрометр. — Так… отклонение от номинального размера… невероятно!

— Что там? — председатель нетерпеливо качнулся вперед.

— Одна сотая миллиметра, — благоговейно произнес профессор. — На всей длине вала.

— Чепуха! — председатель схватил микрометр. — Это невозможно на отечественном оборудовании.

— А вы проверьте цилиндричность, — ехидно предложил Руднев. — И заодно шероховатость поверхности.

Следующие полчаса комиссия измеряла деталь всеми доступными способами. Я видел, как вытягиваются лица проверяющих, как недоверие сменяется изумлением.

— Ну что, господа хорошие, — не выдержал Руднев, — убедились? Может, теперь обсудим серийное производство?

— Позвольте еще один тест, — председатель вытер платком вспотевшую лысину. — Сложная деталь. Где тут был чертеж?

Руднев мельком глянул на бумаги:

— Шпиндель малого токарного? Пустяки. Эй, Жилин! — крикнул он своему ученику. — Иди сюда, покажешь товарищам из наркомата, чему научился.

Молодой рабочий, тот самый, которого Руднев недавно распекал за ошибки, уверенно встал к станку. Его движения были точными, выверенными. Станок снова запел пронзительную песню.

— А знаете, — тихо сказал мне Циркулев, пока комиссия наблюдала за работой, — я ведь сначала сомневался в этом вашем Рудневе. Характер невозможный, манеры… Но теперь вижу — настоящий мастер. И учитель отменный.

— Готово! — объявил Жилин, поднимая деталь.

Новый раунд измерений. Новые удивленные восклицания. Председатель комиссии снял пенсне, протер стекла:

— Должен признать… Это выдающийся результат. Такой точности даже немцы не всегда добиваются.

— Так что с серийным производством? — напомнил я.

— Немедленно готовьте документы, — председатель решительно захлопнул папку. — Завтра же доложу наркому.

Когда комиссия уехала, мы собрались в моем кабинете. Руднев плеснул всем чаю из большого жестяного чайника:

— Ну что, коллеги, теперь начинается самое интересное. Серийное производство это вам не единичные станки клепать.

— У меня есть идеи по