Мученик - Энтони Райан

Король, услышав это, любезно усмехнулся, а все светящие продолжали молча смотреть с каменными лицами.

— Но ты, — сказал светящий Дюрейл, — не видел Серафилей своими глазами?

— Видел? Нет, светящий. Но я и впрямь… чувствовал их. Помню огромное внутреннее тепло, и моя душа, отягощённая ужасными картинами, которые я видел в Ольверсале, осветилась. Не могу ни передать этого, ни объяснить. Но я знаю, что той ночью нечто вошло в ту комнату, нечто за пределами моего скромного разумения. И только его безграничное сострадание я осознал в полной мере.

По справедливости, такая возмутительная ложь, а особенно в этом месте, должна была накликать мне типун на язык, или хотя бы заикание. Удивительно, но несмотря на высокий статус всех присутствующих, кроме меня и Уилхема, и несмотря на то, что я стоял в самом священном месте Ковенантского мира, эти враки с лёгкостью вылетали из моего рта. Я приписывал отсутствие колебаний тому, что лгал ради спасения своей шкуры столько, сколько себя помню, с того самого дня, когда сказал бордельмейстеру, что не я съел то яблоко, а его поросёнок. На горе моим ягодицам та ложь не сработала. Не сомневаюсь, что и ложь, которую я преподнёс королю и светящим в тот день, нисколько не убедила присутствующих в моей искренности. К счастью, и я и они понимали: то, во что они в этот миг верили, значило не больше собачьего дерьма. Значение имели только доказательства. Мне нечем было подтвердить правоту моих слов, кроме показаний Эвадины, но и у этих великих священников не нашлось бы никаких доказательств, что я вру им прямо в их недоверчивые лица.

Эту всеми понимаемую, но невысказанную истину ещё сильнее подчеркнул новый всплеск ликования толпы за стенами святилища. Несколько секунд казалось, будто каждый голос в городе громко поёт хвалебную песнь. Я увидел, как передёрнулось лицо светящего Дюрейля, словно он с трудом сдерживал приступ гнева. Тогда у меня не было никаких сомнений — и уж конечно их не появилось с тех пор, — что если бы не полчища многочисленных верующих снаружи, совет светящих, не теряя времени, тут же признал бы Эвадину обманщицей и еретичкой. Для них огромной радостью и облегчением стало бы, если бы она оказалась на виселице на главной площади, а рядом болтался бы мой лживый труп. Но такое было им недоступно, хотя долгое молчание указывало на сильную неохоту признавать это. А вот король такой сдержанности не чувствовал.

— Как же мы счастливы услышать эту историю, миледи, — сказал он, со скромной признательностью склонив голову. — Если учёные грядущих лет пожелают отметить моё царствование, то, думаю, именно этот день окажется главным в их хрониках. Идёмте. — Он поднялся на ноги, к явному удивлению светящих. — Этим почтенным людям понадобится время, чтобы сформулировать эдикт, подтверждающий признание ими вашего статуса Воскресшей мученицы. — Он протянул Эвадине руку. — Оставим их этим заботам. Не согласитесь ли вы пройтись со мной? Ужасно хочу посмотреть на сады святилища — не видел их с тех пор, как был мальчишкой.

Король Томас водил Эвадину от клумбы к клумбе, поддерживая вежливую беседу на несущественные темы, и казалось, прошла целая вечность до тех пор, пока не прояснилась его истинная цель. В этой бесцельной прогулке по обширным садам святилища нас сопровождала принцесса Леанора. Она спокойным, ровным шагом шла позади короля и Эвадины, а нам с Уилхемом пришлось плестись на приличном отдалении. Мой взгляд настороженно по садам, поскольку даже сейчас я питал подозрения касательно намерений наших хозяев. Но, помимо садовников, подстригавших аккуратные ряды кустов и цветов, единственной важной фигурой был высокий сэр Элберт Болдри. По неизвестным причинам он не пошёл возле короля, а решил наблюдать издалека, держась тенистых монастырей, окружавших святилище. Я знал, что присутствие этого человека делало избыточной необходимость в наёмных убийцах, и не сомневался, что, если потребуется, он может одолеть и меня и Уилхема без особых хлопот. Пока мы шли, я поймал несколько суровых взглядов от принцессы в сторону защитника, но были то увещевания или предупреждения, я не знал.

— Будь проклята эта нога, — сказал король, остановившись перед прямоугольной оградкой вокруг розовых кустов, колючие ветки которых стояли голыми от зимней прохлады. Он провёл рукой по верхней части бедра, и я понял, что король немного хромает. — Один из перебежчиков Самозванца сильно хрястнул меня булавой на Поле Предателей. В холодную погоду болит сильнее.

— Я слышала немало историй о вашей отваге в тот день, ваше величество, — сказала Эвадина.

— Хотя и не так много, как о вашей, а? — слова короля сопровождала жалкая и одновременно тёплая улыбка. — Вы ведь на самом деле скрестили мечи с самим великим лжецом, да?

— Лишь мимолётно, ваше величество. Толкучка в битве сместилась, и нас разделило. Видимо, вскоре после этого он сбежал.

— Да. — Король Томас вздохнул и снова медленно зашагал по гравийной дорожке. — Леанора собрала множество диких баек про его побег. Говорят, в какой-то момент он прятался в животе гниющего зверя, чтобы скрыться от моих рыцарей. — Он оглянулся через плечо на сестру. — Это был бык, дорогая сестра? Я забыл.

— Шайрская лошадь, дорогой брат, — сказала принцесса. Это были первые слова, что я услышал из её уст, и счёл их тщательно нейтральными. Она прятала руки в колоколовидных манжетах изумрудно-зелёного халата и держалась напряжённо, и по её позе я понял, что она рассматривает эту странную встречу с той же тревогой, что и я.

— Шайрская лошадь, да, — ответил король. — Вот бы он застрял в тех внутренностях и сгнил начисто. Надёжные источники сообщали мне, что сейчас он копошится в пещере где-то в Альтьенских горах. Я требовал от бедного герцога Галтона отправить больше войск и уничтожить труса, но в землях кланов всегда сложно вести поиски. И всё же Самозванец уже сломлен. Нет уже никаких полчищ, только горстка последователей. На самом деле он больше не самозванец, и последняя из наших нынешних забот, а их у королевства немало.

Пока король говорил, его слова утратили начальную легкомысленность, и тон стал более весомым — таким, который требует ответа, когда он выжидающе замолчал. Эвадина такое всегда отлично чувствовала и поспешила заполнить пустоту:

— Ваше величество, сегодня я поклялась, что мой меч будет служить вам, — сказала она. — Прикажите мне, и я сражусь с любой угрозой этому королевству.

— Ваш меч — да, — кивнув, сказал король и поджал