Fallout: Ядерная Самба - Джон Сан

Он почувствовал, как по спине пробежал холодок, не имеющий ничего общего с утренней сыростью фавелы.

Одно было ясно совершенно точно: его пребывание в Рио-де-Жанейро только что перестало быть просто борьбой за выживание. Оно превратилось в нечто гораздо более личное. И гораздо более опасное.

Глава 16

Глава 16: Протокол «Цербер»

Символ Института на разбитом экране «Ассистента» пульсировал, как больной нерв. «Протокол „Цербер“. Активация. Ожидание подтверждения…» Каждое слово отдавалось в голове Зеда ледяным эхом. Он сидел на корточках в вонючей подворотне Росиньи, но на мгновение ему показалось, что он снова там, в холодных, стерильных коридорах своей бывшей тюрьмы, своего бывшего дома.

Первоначальный шок сменился привычной, холодной яростью, а затем — столь же привычным прагматизмом. Он заставил себя сосредоточиться.

«Анализ, — приказал он „Ассистенту“ почти шепотом. — Источник сигнала. Мощность. Шифрование».

Устройство послушно запищало, выводя на экран столбцы данных, по большей части искаженных помехами.

«СИГНАЛ СЛАБЫЙ. КЛАСС ШИФРОВАНИЯ — ОМЕГА-7. МНОЖЕСТВЕННЫЕ ПОМЕХИ. ТОЧНАЯ ТРИАНГУЛЯЦИЯ НЕВОЗМОЖНА. ПРИМЕРНЫЙ ВЕКТОР — 175 ГРАДУСОВ ЮГО-ВОСТОК. ВОЗМОЖНАЯ ПОГРЕШНОСТЬ — 25 ГРАДУСОВ».

Юго-восток. Примерно в том же направлении, куда указывала его потрепанная карта — к полицейскому участку и, предположительно, к бункеру «Abrigo-Tec». Совпадение? Или Институт тоже нацелился на «Большой Клад»? Второе было куда вероятнее.

«Протокол Цербер». Название всколыхнуло в памяти неприятные воспоминания.

…Он сидит в полутемном лекционном зале. На голографическом дисплее — эмблема Института. Голос лектора, бесцветный и монотонный, как у всех синтов-информаторов SRB, вещает о директивах безопасности.

«Протокол „Цербер“, — произносит синт, и на дисплее появляется трехглавый пес из древних мифов, стилизованный под логотип Института. — Директива двойного назначения. Первичное: обеспечение безопасности и эвакуация высокоценных активов Института — персонал, технологии, критически важные исследовательские данные — с враждебной или скомпрометированной территории».

Синт делает паузу, его оптические сенсоры обводят аудиторию.

«Вторичное: в случае, если актив признан не подлежащим эвакуации, скомпрометирован без возможности восстановления или представляет значительную угрозу интересам безопасности Института… „Цербер“ санкционирует процедуру „сдерживания“. Данная процедура может включать, но не ограничивается, нейтрализацией оперативников-ренегатов или вышедших из-под контроля синтетических организмов».

На дисплее появляется статистика. Сухая, безжалостная. Процент «успешного сдерживания» был удручающе высок.

Зед тогда сидел рядом с Лексой. Она едва заметно усмехнулась, но в ее глазах он увидел то же самое, что чувствовал сам — холодное осознание того, что для Института они все были лишь активами. Ценными, но заменимыми. Или, в случае неповиновения, подлежащими «сдерживанию»…

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. Лексы давно нет. А он — здесь, в этом тропическом аду, и его бывшие хозяева, похоже, снова вспомнили о нем. Вопрос в том, в качестве кого? Ценного актива, который нужно вернуть? Или ренегата, подлежащего ликвидации? Учитывая обстоятельства его «ухода» из Института, второй вариант казался более вероятным.

«Институт не любит оставлять незавершенных дел, — пробормотал он. — Особенно таких, как я».

Профессиональное любопытство подталкивало немедленно заняться сигналом, попытаться узнать больше. Но инстинкт самосохранения, отточенный до звериной чуткости, вопил об опасности. Идти сейчас на этот сигнал, не зная, что его ждет, с его текущим снаряжением и без поддержки — чистое самоубийство. Он еще не был готов встретиться с Цербером лицом к лицу. Особенно если у того было три головы и поддержка всего Института за спиной.

Нет. Сначала — ресурсы. Информация. Возможно, временные союзники, какими бы сомнительными они ни были. Предложение «Техно-Сертанежуш» и бункер «Abrigo-Tec» выглядели сейчас более осязаемой целью. Если в этом бункере действительно есть довоенные технологии, они могли бы дать ему преимущество. Или, по крайней мере, что-то ценное для обмена. А информация о деятельности Института в этом регионе могла бы стать ключом к пониманию того, что происходит.

Он заставил «Ассистента» сохранить все данные о сигнале и переключиться в режим пассивного мониторинга этой частоты, если это вообще было возможно для поврежденного устройства. Не передавать. Ни в коем случае.

Решение было принято. Прагматичное, как всегда. Институт подождет. Или, скорее, он подготовится к встрече. На своих условиях.

Зед поднялся на ноги, отряхивая с одежды мусор. Тень Института, незримая, но ощутимая, легла на его плечи, добавляя еще один слой мрачной решимости к его и без того не слишком радужному настрою. Северный сектор. Мастерская «Железо и Вольт». Рауль.

Он шагнул из подворотни обратно в кишащий жизнью и смертью лабиринт Росиньи-Вертикаль. Теперь каждый шорох, каждый подозрительный взгляд казался ему не просто угрозой со стороны местных банд или мутантов, но и возможным предвестником появления агентов его прошлого.

Охота за «Большим Кладом» только что стала гораздо более личной. И гораздо, гораздо опаснее.

Глава 17

Глава 17: «Железо и Вольт»

Северный сектор Росиньи-Вертикаль встретил Зеда еще большим запустением и разрухой, чем центральные «кварталы». Здесь когда-то, видимо, располагались мелкие мастерские и какие-то кустарные производства — теперь об этом напоминали лишь остовы проржавевших станков, торчащие из-под завалов, да едкий запах химии, въевшийся, казалось, в сами камни. Людей было меньше, но те, что попадались навстречу, выглядели еще более дикими и отчаявшимися. Здесь патрули «Комитета Самообороны» появлялись реже, и каждый сам был себе законом.

Изабель дала ему довольно точные ориентиры, и «Ассистент», несмотря на помехи, подтверждал маршрут. Мастерская «Железо и Вольт» была спрятана в глубине полуразрушенного промышленного здания, бывшего то ли гаражом, то ли небольшим сборочным цехом. Снаружи — ничем не примечательная стена из ржавого профнастила и бетонных блоков. Но оттуда доносился характерный шум: мерное гудение генератора, прерываемое визгом электроинструмента и шипением сварки.

Укрепленная дверь без опознавательных знаков была снабжена лишь небольшим глазком и самодельной переговорной трубкой. Зед постучал. Последовала тишина, потом в глазке что-то мелькнуло.

— Кто? — раздался из трубки хриплый, недоверчивый голос.

— Изабель прислала, — ответил Зед. — По поводу «Проекта Корковаду».

За дверью что-то щелкнуло, и она с тяжелым скрежетом приоткрылась ровно настолько, чтобы он мог протиснуться внутрь.

Он оказался в просторном, но захламленном помещении, ярко освещенном несколькими мощными лампами, свисавшими с потолка на проводах. Воздух был густым от запаха раскаленного металла, машинного масла, озона и чего-то еще — специфического, чуть сладковатого запаха старой, перегретой электроники. Вдоль стен громоздились стеллажи с деталями, инструментами, мотками проводов. На верстаках были разложены частично разобранные механизмы, некоторые — явно довоенного происхождения, другие — грубые, но функциональные поделки местных умельцев. В углу мерно тарахтел генератор, собранный, казалось, из останков трех разных двигателей и старой стиральной машины.

Посреди всего этого хаоса, склонившись над