Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

Он передал Алексею папку с документами.

– Мы проанализировали данные о системе «Прометей». В твоём нейроимпланте заложено несколько личностных конструктов – разных «версий» тебя для разных задач. Один из них – «Пациент А» – специально создан для посещения клиники «Возрождение». Это покорная, послушная версия, которая охотно сотрудничает с врачами.

– И вы хотите, чтобы я… притворился этим «Пациентом А»? – недоверчиво спросил Алексей.

– Не притворился, – покачал головой Новиков. – Мы хотим временно активировать этот конструкт, но с одним отличием – ты сохранишь осознание и контроль на фоне. Благодаря моему ингибитору ты сможешь наблюдать за действиями этой версии себя и вмешаться в критический момент.

Алексей встал, пытаясь осмыслить услышанное.

– Вы предлагаете мне добровольно активировать одну из их программ? Ту самую вещь, от которой я пытаюсь избавиться?

– Парадоксально, но да, – признал Новиков. – Это как использовать яд в качестве противоядия. Но это даст тебе доступ в клинику без риска немедленного обнаружения.

Алексей подошёл к окну. За ним виднелся лес, окружающий небольшой загородный дом, где они укрывались. Где-то там, за деревьями, его искали люди, которые хотели вернуть его под контроль, стереть все проблески самосознания, снова превратить в оружие.

– Каковы шансы на успех? – спросил он, не оборачиваясь.

– Честно? – Анна встала рядом с ним. – Пятьдесят на пятьдесят. Но это лучший шанс, который у нас есть. Если мы сможем внедрить вирус, это не только освободит тебя, но и потенциально нарушит контроль над другими операторами «Прометея».

– Как много их? – спросил Алексей. – Таких, как я?

– По нашим данным, не менее двадцати активных операторов, – ответил Новиков. – Большинство, вероятно, даже не осознают, что ими манипулируют. Живут обычной жизнью, пока не активируется нужный протокол.

– И все они потенциальные убийцы, ожидающие команды, – мрачно добавил Алексей. – Люди-бомбы замедленного действия.

Он повернулся к остальным.

– Я сделаю это. Не только для себя, но и для них. Никто не должен быть рабом в собственном теле.

– Тогда начнём подготовку, – кивнул Новиков. – У нас мало времени. Твоя следующая плановая встреча с доктором Васильевой должна состояться через два дня. Это наш шанс.

– А что насчёт самой Васильевой? – спросил Алексей. – Она часть этого?

Анна и Новиков обменялись взглядами.

– Сложно сказать, – осторожно ответила Анна. – Наши данные показывают, что она была одним из ключевых разработчиков технологии памяти для «Прометея». Но также есть свидетельства, что в последнее время у неё были разногласия с руководством проекта.

– Она может быть союзником или врагом, – добавил Новиков. – Или чем-то посередине. В любом случае, лучше действовать так, будто она полностью на их стороне.

Следующие часы они провели, разрабатывая детальный план операции. Новиков модифицировал нейроингибитор, настраивая его на работу с конкретными частотами имплантов Алексея. Вера подготовила вирусный чип, скрыв его в обычном медицинском браслете. Макс занимался планом отхода и путями эвакуации.

Ближе к вечеру Новиков позвал Алексея в отдельную комнату для окончательной настройки нейроингибитора. Устройство теперь выглядело как обычный медицинский имплант, крепящийся за ухом – ничего подозрительного для клиники, специализирующейся на нейротехнологиях.

– Это будет… неприятно, – предупредил Новиков, подготавливая инструменты. – Мне нужно подключиться к твоему основному импланту, чтобы синхронизировать ингибитор.

Алексей сел в кресло, стараясь не думать о том, что вскоре произойдёт.

– Вы говорили, что создали первоначальную технологию для помощи пациентам с повреждениями мозга. Как она превратилась… в это?

Новиков вздохнул, готовя местную анестезию.

– Старая история. Я разработал нейроинтерфейс, который мог создавать новые связи в повреждённом мозге, обходя травмированные участки. Это помогало пациентам с инсультами, черепно-мозговыми травмами, нейродегенеративными заболеваниями восстанавливать утраченные функции.

Он ввёл анестетик в область за ухом Алексея.

– Военные заинтересовались технологией для реабилитации раненых солдат. Я согласился – звучало благородно. Но вскоре понял, что их настоящий интерес был в другом – они хотели создать солдат с улучшенными способностями, более быстрыми рефлексами, с возможностью прямого подключения к боевым системам.

Новиков начал процедуру, осторожно вводя тонкий зонд в порт доступа у основания черепа Алексея.

– Я пытался сопротивляться, когда увидел, куда всё идёт, но проект уже получил собственную инерцию. Меня отстранили, заменили более… сговорчивыми учёными. Васильева была одной из них – блестящий нейропсихиатр, специалист по памяти и сознанию.

– Она помогала им создавать технологию контроля? – спросил Алексей, морщась от неприятных ощущений, несмотря на анестезию.

– Да, – кивнул Новиков. – Её исследования в области формирования и модификации памяти стали основой для протокола «Мнемозина». Она разработала методику, позволяющую не только стирать воспоминания, но и внедрять новые, искусственные.

Он сделал паузу, сосредоточившись на тонкой настройке.

– Но потом что-то изменилось. Примерно год назад она начала задавать вопросы, выражать сомнения. В её отчётах появились упоминания о «непредвиденных последствиях» и «этических проблемах». Я следил за этим через свои оставшиеся контакты в научном сообществе.

– И что случилось?

– Полковник Громов, руководитель проекта, ограничил её доступ к данным операций. Её отодвинули от активных исследований и перевели на работу с «пациентами» – мониторинг и коррекция операторов. Возможно, это была форма наказания или проверки лояльности.

Новиков закончил настройку и аккуратно прикрепил ингибитор за ухом Алексея.

– Готово. Теперь самое сложное – активация конструкта «Пациент А».

Он отошёл к компьютеру и вывел на экран схему нейроимплантов Алексея.

– Для активации нам нужен специфический триггер. Обычно это кодовая фраза или внешний сигнал. К счастью, в данных, которые удалось извлечь, содержится список этих триггеров.

Новиков повернулся к Алексею с серьёзным выражением лица.

– Ты готов? После активации ты почувствуешь, будто теряешь контроль, но ингибитор должен сохранить часть твоего сознания активной и независимой.

Алексей глубоко вдохнул. Доверить свой разум экспериментальному устройству и добровольно активировать программу, которая заменит его личность на послушную марионетку – даже временно – это вызывало почти физический ужас. Но выбора не было.

– Я готов, – кивнул он. – Делайте.

Новиков подключил небольшое устройство к компьютеру и набрал последовательность символов.

– Когда я произнесу кодовую фразу, ты почувствуешь дезориентацию. Это нормально. Просто помни: настоящий ты всё ещё здесь, наблюдая.

Алексей сжал подлокотники кресла и кивнул.

Новиков включил устройство и чётко произнёс:

– Сокол прилетел. Время процедуры «Альфа». Код подтверждения: 7-9-3-Гамма-Эпсилон.

Мир вокруг Алексея дрогнул. В голове словно открылась дверь, и оттуда вырвался поток чужих мыслей, эмоций, воспоминаний. Он почувствовал, как его сознание отодвигается в сторону, уступая место другой версии себя – более спокойной, покорной, доверчивой.

Это не я. Это программа. Я всё ещё здесь.

Его тело расслабилось, лицо приняло мягкое, слегка отстранённое выражение. Взгляд стал менее сфокусированным.

– Пациент А готов к процедуре, – произнёс он голосом, в котором Алексей с ужасом узнал собственный, но с другими интонациями. – Жду указаний.

Новиков обменялся