Линия обесточена - Павел Александрович Шушканов

вечера. Оглядел зал: похоже, что во втором классе это проблема. Благо, что я знал расположения технических коридоров, а в каждом из них есть служебный санузел. Но встать и пойти посреди торжественного тоста…

– Нуберт? – вопросительно шепнула Келли.

– Минут на двадцать бы позднее, – я аккуратно оглядывался по сторонам, стараясь не привлекать внимания официантов. – Ты потерпишь, дочка?

– Не могу.

Келли вздохнула и отодвинула тарелку.

– Нуберт, может я…

– Нет, подожди. Сейчас я попробую аккуратно.

Я приподнялся, и оказалось, что кроме трех столиков рядом, меня никто не видит за фонтаном. А между струями фонтана и зеленой оградой можно было почти незаметно пройти к техническому выходу. Если меня даже остановят, Ташу потом беспрепятственно пустят к маме – она почти незаметна в зале.

– Идем.

Мы быстро миновали проход и скользнули к выходу. Лишь один официант и двое гостей удивленно и недовольно проследили за нами. Я бесшумно прикрыл дверь в технический коридор, и мы торопливо пошли вперед, ища маленькую дверь с песочными часами. Едва мы свернули за угол, в коридоре послышались приглушенные голоса – видимо официанты вышли вслед за нами, недовольные нарушением порядка в зале.

Кабинка отыскалась быстро. Таша нырнула в дверь, а я остался в коридоре. Безумно хотелось курить. Раз-два в год я позволяю себе такую роскошь. Три года назад по случаю годовщины Келли подарила мне такую роскошь – настоящую пачку сигарет с земли, выкупленную у пилота. И как назло, она хранилась здесь, прямо в кармане моего пиджака.

– Ты все?

Довольная Таша утвердительно кивнула.

Мы добрались до входа в зал. Я замер, слушая, что происходит внутри. Говорил первый зам. Его высокий с придыханием голос был легко узнаваем.

– Таша, – я присел возле дочки, – сейчас я пропущу тебя в зал, и ты побежишь к маме так же, как мы шли сюда. Поняла? Я зайду позже, как только закончится речь. Хорошо?

Я поцеловал ее в макушку и запустил в зал.

Все нормально. Пара минут, и она за столиком. Речь минут на десять – можно переждать. Попасть в камеру гуляющим по залу, когда говорит зам не так опасно, как пустой столик в кадре при речи директора, но лучше не рисковать.

За техническим коридором был еще один, плохо отапливаемый и с хорошей вентиляцией. Я поспешил к нему, сжимая в руке драгоценную пачку.

Похоже, я совсем позабыл схему коридоров за те три года, сколько не работаю в ремонтно-технической службе. Я свернул не туда. Вместо темного коридора с медленными вентиляторами – просторный и освещенный. Возможно, соседняя дверь…

Я взялся за ручку, но дверь открылась сама.

Я попятился назад, пряча руки за спину. Наверное, мои глаза казались больше лица. Из двери выходил директор Густав Саммер с двумя охранниками и двумя мониторами. С ним невысокий человек в светлом пиджаке с такой же пачкой в руке, как у меня. Несколько секунд мы стояли молча, разглядывая друг друга. Мониторы было шагнули вперед, но директор, шевельнув кончиками пальцев, остановил их и вернул на место.

– Прошу прощения, – тихо сказал я, пытаясь уйти. Но я не знал выхода отсюда, и топтался на месте, как полный кретин.

– Вы из числа приглашенных, – мягко сказал директор. Он не спрашивал, он утверждал, но хуже всего было, что он, кажется, пытался запомнить мое лицо.

– Что вы тут делаете?

Человек в светлом пиджаке улыбнулся.

– Да оставьте вы его. Видно же, что человек заблудился. Видимо тоже искал, где бы покурить на вашей непродуманной станции.

Я рассеянно кивнул и вдруг меня, как электрическим разрядом, пронзила догадка – это же фискал! Я всегда представлял землян немного выше и более мускулистыми, но это без сомнения был он. Никто не носит светлые костюмы на Новом Ганновере. Кроме директора.

– Как вам вечер?

Он обращался ко мне!

– Прекрасно! – выпалил я. – Все замечательно, все на высшем уровне!

– Вы и правда так считаете? – фискал казался слегка расстроенным. Он улыбался мне, но глаза выглядели обеспокоенными и очень уставшими.

– Вы один или с семьей?

– С женой и двумя детишками.

Директор встал на полшага в сторону и увлек за собой охрану.

– У вас всего в достатке?

Я позволил себе улыбнуться.

– Конечно. У нас свежие фрукты и мясо…

– Да я не о том. Значит, вам нравится тут.

Он повертел в руках пачку, затем протянул мне.

– Курите?

– Нет, что вы! – я почти отпрыгнул в сторону.

– Хорошо. Я тоже все пытаюсь бросить.

Я пожал плечами.

– Ну, на Земле ведь это можно делать.

Ошибка! Я запоздало улыбнулся, но фискал странно посмотрел на меня и серьезно кивнул.

– Можно. На Земле можно. А вы были на Земле?

Я помотал головой.

– А хотели бы?

Лучше промолчать. Это вопрос из риторических. Нам поселенцам, как говорил директор, путь на Землю заказан.

– Вижу, что хотели бы. Это тоже можно. Как вам апельсины?

Я кивнул, ничего не ответив.

Он показал головой и вложил мне в ладонь смятую пачку и ободряюще хлопнул по локтю.

– Прилетайте в августе. У нас хорошо в августе. И привозите семью.

Он побрел по коридору, бормоча про себя.

– И апельсины у нас в августе ничего. В августе, лучше в августе.

Я так и не узнал, чем был расстроен фискал, но эту короткую встречу я помнил всю жизнь, как и этот чудесный вечер.

После директор скрылся в конце коридора с охраной, а двое фискалов оттащили меня в внезапно нашедшийся технический коридор. Один дважды ударил в челюсть, второй в ребра и под коленку. Забрали пачку из разжавшихся пальцев, обыскав пиджак, забрали и вторую. Один, уходя, кинул мне кусок тряпки, вынутой из-за трубы – вытереть кровь с лица.

Я просидел еще минут двадцать, прижавшись спиной к холодной стене. Затем, поправив костюм и оттерев лицо, направился к залу.

Музыка. Как же я люблю музыку. Еще с выпускного вечера.

– Все хорошо?

Келли заметила мою распухшую губу, но только улыбнулась и погладила меня по щеке.

– Я видел директора, – сказал я. – Все хорошо, вроде обойдется без увольнения. Может только премии лишат.

Про фискала я умолчал. Зачем пугать ее в такой вечер.

– Ничего, – она поцеловала меня в краешек губы, а дети смущенно захихикали, – все будет хорошо. Я люблю тебя.

Я обнял жену и обвел взглядом счастливый зал. И искренне улыбнулся. Все и правда будет хорошо. Чудный, просто чудный день!

Мертвый океан

Первое на что обращаешь внимание, сняв, наконец, шлем – это холод. Неприятно осознавать, что холод –