Эхо 13 Забытый Род - Арий Родович

Он явно не знал, кому именно его вручать. Я только очнулся — формально глава. Но Яков стоял рядом — как заместитель, и, похоже, куда более функциональный. Сергей не решался пойти дальше.

Яков, не растерялся. Спокойно шагнул вперёд, взял письмо и коротко сказал:

— Спасибо, Сергей. Можешь идти. Мы разберёмся.

Он кивнул, развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь. Яков подошёл, закрыл её полностью и лишь тогда снова посмотрел на меня.

Я перевёл взгляд на конверт. Он был чёрный, плотный, с серебряной печатью и… с тонкими струнами Эхо, проходящими по краю. Они были слабыми, но настоящими. Не маг-носитель, конечно, но и не простая бумажка. Четвёртый ранг, не меньше. Что за хрень может быть внутри?

— Это что за конверт, Яков? — спросил я, как и полагается человеку, который стал вундеркиндом не от скуки, а от желания всё знать.

Он повернулся, и я сразу заметил: лицо изменилось. Когда он смотрел на Сергея, это был тот самый добрый дворецкий — мягкий, вежливый, почти тёплый. А сейчас — снова тот, кто разговаривал со мной всё это время. Сосредоточенный, собранный, с тем самым взглядом смотрел на меня как не на господина — как на задачу, которую нужно решить. Актёр, собака такая, снова переобулся в полёте.

— Вы заметили уровень конверта? — вдруг спросил Яков.

— Четвёртый, — ответил я. — Это точно не просто бумага. В ней что-то большее — будто письмо знает, кто его тронул.

Яков кивнул, удовлетворённо.

— Ну раз вы уже заметили, — Яков кивнул с лёгкой, почти одобрительной улыбкой, — давайте поясню.

Он чуть выпрямился и поднял конверт повыше, чтобы серебряная печать поймала свет.

— У каждого предмета есть свой ранг. Всё как у магов — от первого до тринадцатого. Чем выше, тем больше в нём силы Эхо, больше функций, или редкость материала. Иногда — всё сразу. Вон, помните ваш светильник? — Он взглянул на меня. — Сам корпус — первого ранга, а вот ядро — второго. Вот и вся математика: ранг считается по самому сильному элементу.

Я хмыкнул, кивнув. Ну хоть что-то логичное.

— А вот с этим конвертом всё иначе, — продолжил Яков, — бумага у него без ранга. Здесь главное — печать. Это проклятие, зашитое в структуру. Такие вещи делают на фабриках, не вручную. Машины, работающие на переработанных частях тварей из Разломов, пропитывают заготовки нужным уровнем Эхо. Потом церковь закупает такие партии, и при отправке активирует под конкретного адресата.

— То есть, — вставил я, — если вскроет кто-то не тот — оторвёт, к чёрту, руки?

Яков усмехнулся:

— Если бы это был ранг повыше, такая возможность тоже есть. Но с церковными письмами всё немного иначе. У них особая гордость, свои закидоны… Проклятие здесь действует иначе — оно не просто наказывает, оно вгрызается в Эхо. Становится занозой в системе. Чем выше ранг, тем сильнее воздействие. Иногда — до смерти.

Он сделал паузу, потом продолжил, почти как преподаватель:

— Понимаете, каждое такое проклятие не просто так срабатывает — оно заранее записано на печати. У каждой церкви — десятки, сотни таких готовых формул. Их наносят специальные люди, те, кто умеет связывать структуру Эхо с живой материей. Вы могли заметить, как нити Эхо расходятся по всему конверту?

Я медленно кивнул.

— Я понял, как это работает. Когда печать накладывают — вся конструкция становится единым артефактом. Конверт и печать больше неразделимы. И, судя по следам, в основе лежит биоматерия — части тварей из Разломов. Даже после обработки она жива. А значит, способна мимикрировать, связываться, сливаться. Это почти как симбиоз, только под контролем печати.

Я замолчал на секунду, и вдруг понял: я говорил это не думая. Просто знал. Как будто это было во мне изначально. Более того — мне казалось, я смогу это повторить. А может, и усовершенствовать.

Я наклонился ближе, провёл пальцем чуть в стороне от основной нити.

— Вот тут, — пробормотал я, — если струну пустить чуть иначе, ближе к краю… — я провёл взглядом по спирали, — …то можно не просто задать, кто имеет право открыть письмо, а ещё и записать, кто открыл. Имя, род, даже момент.

Яков кивнул, не перебивая, но я уже видел, как в его взгляде что-то прищурилось — то ли одобрение, то ли осторожность.

— А вот эта нить, — продолжил я, — отвечает за привязку к Эхо. Если её чуть изменить, можно избежать срабатывания проклятия. Или наоборот — усилить его. Например, если вплести вот сюда — оно соединится с моим Эхо, и я не только получу письмо, но и часть его силы.

— Это… — тихо выдохнул Яков, — звучит так, будто вы собираетесь переписать церковную механику с нуля.

— Нет. — Я усмехнулся. — Просто у них руки из жопы. Столько магов — и такие схемы. Даже тут халтурят.

Он усмехнулся в ответ.

Я поймал себя на мысли, что последняя моя фраза прозвучала слишком по-молодому для человека с таким острым складом ума, прагматичностью и возрастом. Странно. Словно тело медленно, но уверенно тянет за собой манеру говорить, жестикулировать, даже подбирать слова. Симбиоз, говоришь… Идёт не только от меня к телу, но и обратно. В какой-то мере — это даже пугает. Или наоборот — заводит. Потому что быть моложе, быстрее, сильнее — это удобно. Это шанс начать заново. Только вот… как будто я начинаю звучать моложе, чем думаю. Это звучало так, как будто мне не сорок… А кстати — а сколько мне лет? Я сразу решил выяснить.

— Яков, — бросил я, не отрывая взгляда от письма, — сколько мне лет?

— Около сорока, по-моему, — отозвался Яков и неожиданно рассмеялся вслух.

— Ха-ха, да ты издеваешься, — фыркнул я, глядя на него с прищуром. — Я не про себя спрашиваю. Я про того, кто был до меня. Сколько лет было этому телу, когда он, ну… того??

Яков не сразу ответил. В его глазах промелькнула едва заметная грусть. Он смотрел на меня — и не на меня одновременно. Взгляд, в котором было всё: признание, печаль, уважение.

— Шестнадцать, — сказал он тихо. — Молодому господину было шестнадцать, когда он пошёл на ритуал.

— Значит, шестнадцать… — повторил я вслух, обдумывая эту цифру. Возраст, с которого я, похоже, стал главой рода. Или должен был. — Подожди, Яков. А вообще… разве в шестнадцать можно уже быть главой рода? В моём мире такого, вроде, не практиковали.

Яков кивнул, даже не удивившись вопросу:

— У нас главой рода может стать и пятилетний ребёнок, господин. Главное — чтобы он смог удержать свою землю. У нас нет формального запрета на власть по