Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

Моё сердце упало в разлом. Столп посольства целиком завалился на соседнее здание, купола разбились, осколки витражей усыпали дно ущелья и поблёскивали в тумане. Мосты оборвались и повисли. Провалы окон были мертвы. Поперёк столпа лежала сбитая гломерида и рядом горсть серебряных комочков: эскадрилья карминских сквилл.

— Мы… нам точно — туда? — прошептала я. — Это посольство?

— Единственное и неповторимое. Вперёд!

— Сьют! Стой! Сьют!

Робот уверенно ступил на то место, где когда-то начинался мост, и крутанул турникет. Продолжая рассказывать о пилястрах и баллюстрадах, он шагнул прямиком в разлом.

— Сью-у-ут!

Я бросилась животом на край и свесилась вниз. Там уже надуло пыли, и сизые клубы скрыли дно Граная. Лёжа так, я спрятала лицо в ладони. Меня затрясло. Вспомнилось, как радовалась открытому погребу. Почему после маленькой победы обязательно должно обрушиться поражение?

Шуршание сзади заставило подскочить на месте. Я узнала этот лязг, он снился мне две ночи! Снился вкрадчивый голос серой смерти и этот стальной скрежет. Сколопендра. Выжила и выследила. Помятая, почерневшая, хромая, она шлёпнулась рядом и бросилась ко мне. Я увернулась от хвоста — раз, другой.

Щёлк!

Тело обожгло, как тогда в бункере. Тварь беспомощно крутилась по балкону. Она ослепла и искала по запаху.

Запаху…

Он ворвался мне в ноздри десятками ароматов. Их не было два дня, а теперь такие разные, такие острые — сбивали с ног. Гранай пах тухлым, землистым, пыльным. На языке появились соль, горечь, вяжущая кислота. Я возвращалась в этот мир так некстати. Внезапно меня повело в сторону. В глазах потемнело, завертелось, задвоилось. Я упала на четвереньки. Тошнило.

Во мне плескалось пол-литра токсидра, когда вернулось восприятие. И спирт начал пьянить. Какая смешная, идиотская смерть…

Не могла сделать ни шагу. Упала на спину, и тучи закружились, как пропеллер. Взяла синдиком, набрала текст и пустила без переадресаций: зачем уж теперь.

«а этт день пркончил меня»

Сколопендра учуяла цель, вскарабкалась по моим ногам на грудь и…

Я закричала и взмахнула рукой, чтобы защитить лицо. Больно. Кровь — на глазах и во рту. Смерть пришла со вспышкой.

Ещё одна смерть в списке Бритца.

* * *

На балконе металась пыль, танцевала с вихрями масленой сажи. Заносила пустой проулок. Брякнул потерянный синдиком:

«Нужна помощь?»

Наутро он брякнул в последний раз и сдох.

«Не вычислил тебя. Прости»

Часть 2

Ула: Глава 16. Бывший его нынешней и нынешний его бывшей

Кармин менялся. С тех пор, как дожди пошли вверх, минуло почти полтора месяца. Смог и смрад уже не витали в беспорядочном урагане, а склеились в хлопья, потяжелели и стелились ниже коленей. Лизали ботинки, взмывали при каждом шаге и ложились на землю. Дышать стало свободнее, виделось далеко.

Спустя пару дней пути дюны остались позади. Бахаоны ползли по влажным кочкам, как пернатые улитки. Прикидывались мигрирующим стадом. На то, чтобы собрать так много зверей, Ёрлю потребовалась почти неделя. Золотые спины дымились: наездники оделись в туман брони. Но хромосфен был невидим для карминских радаров, если те ещё остались где-то. Электролитная слизь окутывала брюхоногие мантии бахаонов: проводила ток и создавала среду, комфортную для движения. Кучи золота рыхлили заболоченный луг. Там, где они ползли, древние идолы — почерневшие, прогнившие боги о двух лицах — качались и уходили в трясину. Но болото выталкивало богов обратно, и те возвращались на место. Даже кривлялись под тем же углом. Словно только природе было позволено ваять и свергать истуканов в этой долине.

Альда дёрнулась на бахаоновой спине и схватилась за лодыжку:

— Ах ты… Жжётся, дрянь! Ведь на каждой кочке стрекает, аж волосы дыбом.

— Не у тебя одной, — пожаловалась Маррада. Она покрылась испариной и позеленела от размеренной качки. — Рабы это назло. Ёрль сказал, если не пригладить пёрышко к пёрышку, они разворачиваются изнанкой и током бьют.

— Чего это ты не с Бритцем, а? Поругались? Сняла его с нерабочей стороны?

Маррада ведь знала, ой знала привычку сводной сестры толкнуть разговор в наимутнейшее русло.

— Не мечтай: Кай ни с кем. Никогда. Не ругается, — она потрясла шариком видеосателлюкса перед носом Хокс. — Здесь лучший план для пейзажной съёмки. Следи за своим ракурсом. А то сниму тебя жирной или голову обрежу.

Кочка, следом ещё одна — и капитан Берграй подоспел, чтобы поддержать Марраду за локоть. Молча дал ей воды, огладил спину её бахаона и уехал вперёд. Альда хмыкнула:

— А Инфер-то каков красавец, просто дьявол. А? Статный, солидный, породистый.

— Тебе только кобелей на вязку продавать, — процедила бабочка.

— Да как можно променять безупречного Берграя на этого игнортерьера?

— Отвяжись! — вскинулась Маррада и пришпорила бахаона так, что из-под его брюха полетели шлепки жижи.

Близились земли клириков. Рой-маршал и Ёрль объезжали с досмотром всех бахаонов одного за другим — всего семьдесят пять. Каждый нёс двух солдат. Только у командования было по личному бахаону. Солдаты шептались. У крылатых вился дымок из-за спин: нервничали.

— Минори, вы бы, в самом деле, проехали бы к сестрице, — осадил Ёж бахаона Маррады, когда та срезала в сторону от стада. — Там и безопасней, и ему не придётся лишний раз отвле… тревожиться.

— Это ты в точку оговорился, Ёрль. Да. Это я тревожусь, а он только отвлекается.

— Вы же знаете, что было.

— Размазня! Поступился мной из-за урьюйской шлюхи и сопляка.

Ёрль понимал, она это в сердцах, конечно. Не со зла. Но невольно оглянулся, не слышал ли Бритц. Маррада была девчонка неплохая, да уж больно капризная.

— Никто ведь толком не знает, каково это — когда эзер инкарнирует, — с отеческой ноткой объяснял Ёж. — Он ли это или точная копия? Тело исцеляется, но нужно больше времени, чтобы собрать душу. Связать заново эти всякие ниточки. Иногда… не получается, — он развёл колючими руками. — Особенно если любовь. Эта ниточка то-о-оненькая, как паутинка. Ну, не лезьте на рожон. Так легко всё испортить. Надо переждать. Здесь у вас нет конкуренток.

— Ладно, Ёрль Ёж. Не утомляй меня проповедями.

К концу дня золотые кучи выстраивались у оборонительного вала перед Кумачовой Вечью. Формировали три своры по двадцать пять бахаонов в каждой. В насыпь были врыты колья, копья, а на самом