Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– …Старые хреновые трюки былых времен.

– Не сторож ты мне, болтливый идиот!

– А Джон в курсе, дитя мое? – улыбнулся святой терпения.

Мерси ощетинилась, радужные складки ее плаща заметно задрожали.

– Что за гнусные намеки?

– Я ни на что не намекаю. Джон зна…

– Как ты смеешь звать его так, когда…

– Мерсиморн! – весело сказал Августин. – Девочка моя, я не поддамся на твои устаревшие фокусы. Смотри: мне тебя убить, пока ты не навлекла на нас беду, или не надо?

Со своего наблюдательного пункта ты видела, что лицо святой радости стало пустым белым овалом. Ураганные глаза будто кипели, а губы дрожали. Лицо Августина ты не видела.

– Не смей мне угрожать.

– А то что? Пожалуешься папочке? – Его голос не изменился. – Боже, Мерсиморн, ты ко мне даже подойти не сможешь. Нет, я тебя не боюсь. Ты не очень красивая и к тому же еще не очень умная, когда до этого доходит. Я дам тебе три рекомендации. Во-первых, меньше приближайся ко мне. Во-вторых, прекрати бродить вокруг тела Цит. В-третьих, хватит играть в свою довольно опасную игру. Ты уже обещала это сделать.

– Я не собираюсь тебя слушаться! – Голос звучал так, как будто она сейчас расплачется.

– Не делай такое лицо. Я знаю тебя, как знаю собственную душу. Ты думаешь: «Если я сейчас брошусь, сумею ли я дотянуться до его шеи»? Хей-хо, а вот и моя трахея! Ничего бы не изменилось, даже если бы тебе хватило скорости.

– Как будто ты можешь…

– Если ты меня убьешь, он тебя скорее всего не простит, – сказал Августин.

Легкий доверительный тон куда-то делся. Теперь он говорил скучно и невыразительно.

– А вот если я убью тебя… растопчу, хотя ты этого и не заслуживаешь, то лет буквально через сто Джон уже скажет: «Я понимаю, старик, почему ты это сделал, прости» – и все будет нормально. Ты использовала свой шанс слишком много раз.

– Да как ты…

– Тебя никто не любит, Мерси, – сказал Августин. – Ты – вторая святая. Он испытывает к тебе сентиментальные чувства. Но не забывай, пожалуйста, что он потратил последние десять тысяч лет на поиск и уничтожение неких существ из соображений чисто символического возмездия, насколько я могу судить. Джон не настолько сентиментален, как ты думаешь. Записать это тебе, чтобы ты перечитывала по вечерам? Ты. Ему. Не. Нужна. Хуже того, ты стала помехой. Я не стал бы предлагать себя как замену А. Л. Ему больше не нужен страх, а ведь даже она была рассудительнее тебя.

Ты ожидала ответа, но его не последовало. Ты посмотрела на святую радости – и вжалась в свою нишу, чтобы не стать жертвой ее раздражения. В коридоре было тихо. Потом Августин заговорил:

– Держись от меня подальше, радость. Я страшно устал смотреть на твою рожу.

И его каблуки зацокали по коридору. Мерсиморн сдавленно крикнула вслед:

– Но я даже не трогала Цитеру!

Потом ты больше не видела их рядом, исключая ужины вместе с Первым владыкой мертвых. Тогда они садились как можно дальше друг от друга.

Благоволит Ианте.

Это тебя страшно раздражало. Ты никогда не была ничьей любимицей и не планировала начинать. Но сама мысль о том, что принцесса Иды сумела кому-то понравиться, была отвратительна. Однако с самого начала Августин тянулся к ней, и она пользовалась всем арсеналом своих кокетливых ужимок и улыбочек – выглядели они так, будто она месяц скиталась по пустыне, а потом выбралась прямиком на арену цирка.

Она часто торчала рядом с ним, полностью поглощенная теми перлами мудрости, что ронял со своих губ святой терпения, пила горячий чай в нечеловеческих количествах, делала все то же выражение лица, которое совершенно не подходило к ее запавшим глазам и белым губам, и, хотя и не так спокойно, выслушивала его поучения в длинном тренировочном зале с полированным деревянным полом. Дерево было такое новое, что ты стеснялась по нему ходить. Только в эти моменты они и пререкались, поскольку так называемый святой терпения лишался его, как только Ианта бралась за рапиру.

Он курил свои гадкие сигареты и следил, как она движется. Она немедленно начинала скучать и лениться.

– Мне казалось, что идея в том, чтобы предоставить это другим, старший брат, – не раз говорила она.

Он немедленно выходил из себя. На твой неискушенный взгляд, она была в идеальной форме. Ее движения были изящны. Она никогда не роняла клинок и не возилась с ним подолгу, хотя это могло служить разве что подтверждением слабости твоих стандартов. Но что-то в том жесте, каким она клала правую руку на рукоять, ему не нравилось.

– Отпусти, – однажды сказал он.

– Метафорически, конечно.

– Младшая сестренка, – сердечно сказал он, – какой-то милый мальчик потратил свою жизнь, учась обращаться с этим мечом для тебя. А теперь ты пытаешься ему помешать, а твои умения в этой жаркой и жуткой вселенной ни хрена не стоят. Не держи рапиру, будто она воняет. Или как будто она банан, который ты пытаешься раздавить. Император всемогущий, Ианта! Я же видел, что ты умеешь это делать, зачем ты стараешься делать плохо?

На это она ответила грубостью, отшвырнула рапиру и убежала. Августин задумчиво прикончил сигарету, а ты посмотрела на рапиру, которую тебе вручили. Император просил тебя научиться с нею обращаться, так что ты выделила на это какое-то время, хотя получалась, разумеется, полная хрень.

– Она все может, понимаешь ли, – сказал он в воздух, – просто ей надо прекратить себя жалеть.

– Наверное, унижать ее – не лучшее средство, – предположила ты.

– Харрохак. – Он улыбнулся и стряхнул пепел в череп давно мертвого героя Когорты. – Если мнение Ианты для меня значит примерно столько же, сколько пердеж по сравнению с ураганом, сообразишь, насколько я ценю твое?

Так далеко от Дрербура, от своей общины, от стариков и мирян, вспыхивавших, когда им дозволялось поцеловать твои четки. Ты чувствовала, что у тебя есть важная информация, но не собиралась так бездумно раскрывать секреты Ианты.

– Это твоя беда, – сказала ты.

– Ты как Анастасия.

В лучшем мире нелюбовь Августина заставила бы Мерсиморн лучше к тебе относиться. Она испытывала настоящее отвращение к Ианте, но вовсе не становилась менее едкой, резкой и презрительной по отношению к тебе. Разумеется, большая часть твоего обучения пала на ее плечи: Августин был занят, и больше никого не оставалось. Она неоднократно высказывалась в том смысле, что Августин нарочно заграбастал «не безрукого младенца» и оставил ей что похуже.

Однажды, устав, ты спросила у Ианты:

– Тебе не противно