Фантастика 2025-196 - Кирилл Станиславович Бенедиктов

— Ты клялся, что на моей стороне. Помнишь?

— Я на Вашей стороне.

Ступая по осколкам бокалов, ть-маршал покинула трактир. Берграй выдохнул и присвистнул:

— Ещё не поздно бросить эту затею с Тритеофреном. Полосатая Стерва уже на грани.

— История чтит погибших идиотов, Берг. А не умников, которые опомнились и передумали.

— Так куда мы идём? Что Крус говорит?

— В Римнепейские горы. Точнее не вычислить.

— М-да. А красивая шчера, — вдруг вспомнил Инфер.

— Кто?

— Ула.

— Кто? — переспросил Кайнорт.

— Да ну тебя.

Бритц неистово тёр глаза и переносицу.

— Берг, у меня проблемы сыплются чехардой, какая ещё Лула?

— Новенькая девчонка, которая принесла кровь. Это она была со мной на видео с бахаонами. Красивая, говорю, даже несмотря на шрамы.

— Ну так оставь её в покое, раз понравилась.

Инфер встал и оправил форму.

— Я принесу ей извинения за вчерашнее.

— Ну да. Ей сразу полегчает. А ещё отпусти на свободу, верни убитых родных и отстрой деревню краше прежней.

— В моей власти только сделать её своей ши.

— Очень цинично — извиняться перед тем, кто в положении твоей вещи. Единственное, чем хозяин может расположить к себе рабыню, это исчезнуть.

— Слушай, а ты правда мог бы стать контрицием Прайда Сокрушителей.

— Да, а извиняться ты собрался в надежде на что? — Бритц подпёр косяк, перекрывая выход.

— В смысле?

— Ну, на что ты надеешься после? На добрые отношения, на сердечную дружбу? И кстати, есть у неё право послать в жопу твои извинения? Или достаточно формального примирения, которое она изобразит, потому что… ну, а какой у неё выбор?

— Кай, да чего ты завёлся? Ты даже имени её не помнишь!

— Для неё же лучше. А чем ты заслужил доброе отношение и сердечную дружбу, Инфер? Тем, что среди прочих тварей ты временами не такая мразь, как остальные? И всё?

— Она должна знать, что не все эзеры мрази. Что среди нас есть…

— … среди нас есть эрзац человеков, — спаясничал Бритц. — И чаще на словах, а не на деле.

— Довольно меня воспитывать, — отрезал Берграй, прорываясь на улицу. — Ты уже давно не мой опекун.

Бритц закурил в одиночестве у помойки. С порога трактира на него смотрела истерзанная кроссовка. Кайнорт поднял бедняжку. «Рю Мизл», лимитированный выпуск из кремовой замши и полиуретана. Кроссовка зевала подошвой, грустно свесив шнурки. Эзер проводил её в последний путь — в контейнер с надписью: «Биологические отходы».

Он постоял ещё, поразмыслил над полиуретаном и выудил кроссовку за шнурок из мусора. И перебросил в бак для пластика.

«Мне нужен психиатр».

Опять достал кроссовку, отодрал замшевый верх от резиновой подошвы со звуком разрыва сердца и разбросал части по разным контейнерам.

«Мне нужен очень хороший психиатр».

Уже в трактире он понял, что перепутал и бросил всё не туда.

* * *

В благодарность за вчерашний кисель я вызвалась отнести в трактир кровь вместо Язавы. Что там творилось! Гнев богини, каким его изображают в опере. Под звон стекла Берграй Инфер сверлил меня взглядом. Нет, женщины тоже пялились, как всякие красавицы, пленённые чужим уродством, но этот… Любопытство Берграя вылизывало с ног до головы, забиралось под комбинезон. Он меня узнал. Видно, рассчитывал прижать где-нибудь, чтобы добить из мести. Ведь я пустила ему крови гребнем, и он, должно быть, думал, что имеет право.

Меня снова ждали бахаоны. Оглядываясь, как вор, я присела возле портала. Рама под моими ладонями была совершенно гладкая, на постукивание отвечала глухо, как цельнометаллическая литая болванка. Всё, что я разузнала, это состав: гидриллий, будь он проклят. Мираж идеи забрезжил вдруг, но его спугнули:

— Ула!

Меня так и отшвырнуло от забора. Навстречу шёл Берграй. Не знала, видел ли он, как я стучала по порталу.

— Ула, подойди, — низкий повелительный тон действовал как яд паука на муху.

«Пауки же едят насекомых! А не наоборот. Да, пап?»

Я подчинилась. У Берграя были синие глаза, такие чистые, каким не бывает даже море на картинах. И чёрные волосы, которые давно следовало подстричь.

— Что ты делаешь за контуром?

— Исправляюсь, господин Инфер.

— Я освобождаю тебя от дополнительной работы.

— А кто причешет бахаонов? — я ещё не представляла, во что ввязалась, переча капитану на его родном языке. — На закате им в дозор. Если я всё брошу, кому-то другому придётся это сделать. Позвольте пройти.

— Ула, стой. Я напугал тебя вчера. Думаю, нам обоим повезло, что ты сбежала. Чтобы загладить вину, я сделаю тебя своей ши.

— Нет, пожалуйста, я не хочу!

Довыпендривалась. Нужно было уйти сразу, пока ему не пришло в голову устроить меня домашним питомцем.

— Обещаю не пить твоей крови, Ула. Клянусь.

— Зачем тогда вам ши?

— Для личных поручений. Обычно я не трогаю хрупких девчонок, но вчера был случай исключительный. Рой-маршал Бритц сблефовал на тренировке, я взбесился. Этого больше не повторится, — Берграй улыбнулся, и солнце нарочно заиграло на его зубах. — Меня убивают не чаще раза в сотню лет, и следующую инкарнацию ты, вероятно, уже не застанешь.

А, ну, это был веский аргумент. Кроме того, у карминцев с недавних пор тоже прижилась традиция винить во всём Бритца. От снижения яйценоскости бриветок до похмелья.

— Я… не знаю. Я не хочу. Мне и так нормально! Не знаю, как объяснить по-вашему! Только не ши.

— Ула, я впервые извиняюсь перед рабом. Искренне прошу прощения за прошлый вечер… хотя бы в обмен на то, что прощу и тебе этот укол расчёской. — Он взял мою руку и достал чёрный тонкий браслет. — Расположение офицера здесь стоит многого. У тебя будет меньше тяжёлой работы, освобождение от общей сдачи крови и главное — защита.

К сожалению, это значило, что отныне у меня не будет защиты от него самого. Дело было даже не в Берграе. Наверное, он говорил правду, когда обещал заботиться, защищать и давать поблажки. Но я вообще не хотела кому-то принадлежать. Так, один ошейник создавал иллюзию, что я военнопленная, а в паре с браслетом — что уже чей-то раб. Вещь! Этот рубеж перерубил бы мне хребет. Я деликатно высвободила руку.

— А разве минори Бритц не может приказывать всем рабам домена?

— Пока