Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец

Коридор витой спиралью. Никаких распахнутых ворот. Никаких чаш с бурлящим жидким огнём Ясной в руках местных членистоногих атлантов. Даже фресок, наподобие тех, что украшали иные стены стеклянного тоннеля, которым они вошли под гору, тут не было. Зато прямо посередине — стеклопластиковый флакончик с маркировкой Союза. Из-под «эмины».

Плевать. Пелена перед глазами заволакивала всякую перспективу, а по пятам следовала пустота, точно всё произошедшее с Романом с момента пробуждения на Ясной поглощал первозданный космос, не знавший света и тепла даже самой малой звезды. Забвение. Всё едино — что было и что будет. И смерти соратников теперь не важны. Даже смерть Саныча.

Ледяное спокойствие, абсолютное безразличие. И желание теперь только одно: взглянуть ей в глаза перед выстрелом.

Конец коридора озарила череда вспышек. Роман в несколько прыжков оказался там и прижался спиной к волнистой стене, выбрав на единственной развилке правую сторону. Он нисколько не заботился, последует ли за ним Иконников, и мелкими шагами приближался к углу, из-за которого виделось мерцание. Это было похоже на то, как если бы за поворотом время от времени включался старый кинопроектор и терпеливо сидели первые зрители трескучего чёрного-белого фильма. Но Роман слишком хорошо знал этот отсвет.

Там бил пулемёт.

— Они… уже… внутри… — абориген задыхался вовсе не от стремительного спринта. — Опа… Опаздываем!.. Нснаа… аиав… пнса… — вместо членораздельной речи с бескровных губ слетела пена.

За углом ждал зал тысячи колонн, каждая из которых — вертикальная витая лестница ДНК, светящаяся неоново-голубым. Зал немого эха, беспомощным призраком носящегося в свете ближнего ультрафиолета, где всё белое будто бы светится самостоятельно.

К каждой колонне из-под чешуйчатого пола примыкали по несколько корней, до которых так и не докопался Роберт в их первую вылазку и на которых остался лежать Иван. Исполинские нервы со всей планеты сходились тут, наполняя информацией вездесущие закрученные вертикали.

— На три часа!.. — Иконников бросился за ближайшую колонну. От его белых дредов в воздухе остался иллюзорный шлейф. Он был худ и бледен, а светящиеся белки глаз и ряды тупых зубов, точно он вместо них лампы себе вставил, вконец сделали его непохожим на человека.

Там шёл бой: слышались крики команд, мелькали тени, пулемётный отсвет озарял лес гигантских спиралей кратковременными образами пороховых газов — белыми кляксами, как от лопнувшего в воздухе мешка с мукой.

Четверо. Единобожцев должно быть четверо… включая Ольгу. И на кого бы они ни нарвались, Роман не позволит его опередить. Не для того столько прошёл. Не для того уже не раз умирал мысленно.

Иконников слева мелькал недолго, исчез спустя всего пару секунд. Что ж, как и было говорено, каждый сам за себя. Роман попёр почти нагло, практически беззастенчиво — едва прячась за полупрозрачными «стволами». И вскоре увидел, кто вдруг решил опередить его в расправе с единобожцами.

Белотелые почему-то не стреляли. Короткие гладкие жезлы, загнутые на манер старинных пистолетов покоились на спинах без всяких креплений и были как бы приросшими к поверхности скафандра, которая издали казалась уже не глянцевой даже, а приторно-белой. Не высовываясь под заградительный огонь пулемётчика, они как ждали чего-то. Или кого-то.

И дождались.

Первого протоволна прошла насквозь: хилая грудная клетка потрескалась от следующего вдоха и посыпалась прахом. Ксенос даже сделать ничего не успел — так и осел, сложившись втрое. Только вот Роман забыл, как это теперь. От неожиданности дёрнул опорной рукой, и потому «вопль» ПИМа поразил наповал только одного. Второй отпрыгнул и невообразимым по быстроте движением выхватил из-за спины гнутый жезл. Но и только.

Пулемётчик заметил его раньше — три пули прошили «ферзя» со спины, украсив скафандр контрастно-красными розами выходных отверстий. Его предсмертный крик был точь-в-точь переливчатым кличем коршуна перед близким дождём.

Роман быстро сдвигался вбок, ни на миг не выпуская из поля зрения место, откуда работал пулемёт. И вскоре разглядел тех, за кем гнался столько времени. И, главное, среди них — её…

Узкая спина в приталенном сером комбинезоне, волосы по гладкой коже затылка едва наросли, но даже с такого расстояния заметно, что они светлые, почти блонд. Он видел Ольгу всего секунду, бегущей куда-то прочь, в призрачном сиянии. От него.

Сердце заколотилось бешено. Дыхание сбилось, а горло онемело, будто анестетика наглотался. Кадрами из цветного, но беззвучного фильма пронеслись моменты их совместной жизни, и болезненным метрономом застучала мозг одна и та же мысль — притворство, притворство, притворство. Даже её желание забеременеть любой ценой было ложью.

Вот это Роман должен бы, наверное, ощутить при виде Ольги. Но нет. Ничего не было. Сердце — стылый сухой камень, по трещинам которого стекает змеиный яд. Дыхание ровно, а мысли чисты.

Убивать.

Пулемёт работал куда-то в сторону Иконникова, и это дало Роману время на рискованный спринт. Он рванулся, жалея только об одном. Что сначала придётся разобраться с прикрытием, и только потом бежать дальше, за ней.

Фанатики проморгали его. Он влетел в наспех сооружённое из обломков колонны гнездо, как лихой гусар во фланг зазевавшейся пехоте. Его встретили двое — не испугом, но удивлением. Один даже успел схватиться за штык-нож от сто двадцать первого калашникова.

Что это было, не понял, наверное, никто. Мир стал белым, острым. Мир превратился в боль, как тогда, при разговоре с Кислых в шатре возле полумёртвой Бристоу. Роман очухался метрах в трёх от места, где только что наслаждался хрупким эффектом неожиданности. Теперь он лежал у колонны, глядя как на чешуйки пола с его лица летят бусинки крови.

Они возвышались над людьми, как оживший ансамбль изваяний Плеяд, наполовину уцелевший в Цюрихе: величественно и надменно. Две держат за горло болтающих ногами единобожцев, а третья пристально смотрит на него из-под фарфора безликой маски. И клекот, этот чёртов клёкот, что отзывается где-то в подсознании мельтешащей паникой — бежать! бежать!

Заткнуть тварей!

Роман подскочил, вскинул излучатель. Думал, что делает это быстро. Но в сравнении с белой троицей оказался сущей черепахой.

Она выбила оружие и схватила его за горло даже до того, как палец коснулся спускового крючка. Светящийся глянец её лица отразил его собственную физиономию — перекошенную, раскрасневшуюся от запертой в голове крови. Белотелая держала Романа на расстоянии вытянутой руки. Так, чтобы он не мог достать её. И наслаждалась.

Но недолго. Единобожец умудрился проткнуть душившую его руку штык-ножом, от чего вздрогнули все три белотелые. Хватка ослабла всего на миг, но ровно настолько, насколько было нужно. Роман подцепил большой палец гигантши и