Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Л. начала слабеть на глазах. Не вставала с кровати, отказывалась от еды, не могла пить кровь — ни созданную мной, ни человеческую. Я пытался дать ей своей крови, но и это не помогло. Боюсь даже представить, какими мучительными были для нее эти три недели, хотя она не говорила о боли. На четвертой неделе она провалилась в тяжелый сон, из которого так и не выбралась.

Альберт был шокирован не меньше меня. Ни один из нас не представлял, что могло случиться. Будь Л. человеком, мы сделали бы посмертное вскрытие (вряд ли у меня хватило бы мужества в нем участвовать), но тела обращенных превращаются в серебристую пыль после того, как они сделают последний вздох.

Серебристая пыль. Это все, что осталось от женщины, которую я любил. И в моих волосах тоже серебро. До недавних событий я был уверен в том, что вампиры не седеют, но я смотрю на себя в зеркало и никак не могу привыкнуть к тому, что знакомых темных прядей больше нет. Мою голову будто засыпало снегом. Странно смотрится при учете того, что Великая Тьма при обращении оставила мне молодое лицо.

Альберт предложил забыть про работу на месяц и съездить в Европу. Отдохнуть, посмотреть на то, как меняется мир. Нельзя же сидеть здесь и прокручивать в голове одни и те же мысли, говорит он. Я отказался, а его в Европе ждали дела. Лучше бы я поехал с ним. Лучше бы я колесил по Европе целый год. Или даже несколько лет. Уж лучше бы я остался там навечно.

Д. осталась в Треверберге, хотя Альберт звал ее с собой. Она выказывала мне немного отстраненную поддержку, была вежлива и мила, но не выглядела скорбящей. С одной стороны, о чем ей скорбеть? Они с Л. не успели сблизиться. С другой стороны… я ожидал от нее более искреннего проявления чувств. Почему? Я так и не смог найти ответ на этот вопрос. Возможно, если бы нашел, то между мной и Д. ничего бы не произошло. А ведь все началось с обычной светской глупости. Мне показалось, что неделя одиноких ужинов — это чересчур, и я пригласил ее в гости. На Д. было одно из ее любимых платьев с открытыми плечами, тончайший алый шелк и розовое кружево. Альберту нравился этот наряд, он заказал его для своей дамы у американца, заплатив целое состояние.

Мы пили вино, сидя у камина, и вели пустую беседу. Кажется, я первым заговорил об Л. А, может, разговор перевела на эту тему Д. Я совсем не хотел вспоминать события того вечера, но внутри будто прорвало плотину. Я говорил, говорил и говорил, не замечая ничего вокруг и не слушая редких замечаний, которые Д. тактично вставляла между фразами. В какой-то момент она протянула руку и легко сжала мои пальцы. Мне вспомнился тот вечер в саду. Тогда я накинул ей на плечи свой пиджак, и мы говорили об Альберте. Л. пришла в самый нужный момент, и я ее молчаливо за это поблагодарил. Сейчас был тот самый нужный момент, но Л. больше не войдет в эти двери. Альберт был далеко, в пробудившейся после войны и готовящейся к новой эпохе Европе. А Д. была здесь, рядом. Ее пальцы были прохладными, а пожатие руки — дружеским, почти целомудренным, но искра, на долю секунды вспыхнувшая между нами тогда, в саду, появилась вновь. Если искры вовремя не гасить, они превращаются в пожар. А почва для пожара была самой подходящей.

Не рассказывать обо всем этом Альберту было бы предательством. Я ожидал чего угодно: вспышки гнева, отчаяния, молчания. Но он меня удивил. Его красивое тонкое лицо, о котором мечтало столько женщин, обычно такое живое, на миг окаменело, а глазах появилась… благодарность?

Глава двадцать шестая. Ларри

Ночь с 17 на 18 июля 2009 года

Треверберг

— Во сколько ты обычно освобождаешься по вечерам?

— По-разному. Примерно часов в пять-шесть. Хотя этот маньяк спутал все карты, с таким же успехом могу просидеть в офисе до восьми, если не до девяти.

Ларри прикрыл глаза и уже в который раз за эту ночь прислушался к дыханию женщины, голова которой лежала на его плече. Все это казалось прекрасным сном, начиная от почти забытого огня, вспыхивавшего в нем каждый раз, когда он к ней прикасался, и заканчивая спокойными беседами до утра. Когда их с Вэл брак, который они оба считали идеальным, начал распадаться на части, медленно и неумолимо расползаться, как швы на истлевшей одежде, он был уверен, что больше никогда не испытает чего-то подобного, и мимолетные романы только убеждали его в собственной правоте. А потом умер отец, он приехал в Треверберг и встретил Терри. Создание, одна мысль о существовании которого отрицала темные законы. Создание, одна мысль об отношениях с которым казалась невозможной.

Но они лежат здесь, она рядом, и ему достаточно потянуть руку для того, чтобы погладить ее по волосам. Убедиться, что она настоящая. Еще пару дней назад Ларри думал, что это неправильно, а теперь он чувствует себя самым счастливым существом в двух мирах. Он понимает, что влюблен по уши, и ему стыдно за то, что в свое время ничего подобного он не испытывал рядом с Вэл. Они любили друг друга, она подарила ему Тана и Адиру, и какая-то часть Ларри до сих пор надеялась на то, что прошлое вернется, но он знал: это неправда. Они сказали слишком много неправильных слов. Еще больше слов — нужных и самых правильных — так и не озвучили. Эту дверь следовало закрыть навсегда.

— Эй, мистер, — позвала Терри. — Если начали фразу — договаривайте.

Начало их романа — а мог ли он называть это романом? — походило на любовную историю из книги в мягкой обложке. Сначала детектив Нур обвинила его в убийстве собственного отца, заковала в наручники и заперла в комнате для допросов. Потом он фактически спас ей жизнь, напоив своей кровью. Она знает о нем больше, чем следовало бы, но тот факт, что у него не самая законная работа ее, похоже, не пугает. Будь у Ларри больше опыта в подобных вещах, он смог бы предположить, как будут развиваться их отношения. Возможно, Терри считает, что спать с существом, которое делает в лаборатории яды и психотропные препараты под крылом знаменитого преступника — это романтично? Опасность обостряет чувства?

Нет, не нужно