Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

– Товарищ генерал, – осторожно начал он, словно идя по тонкому льду, – наблюдение за Конотоповым ведётся. Зафиксированы его контакты, маршруты и сегодняшняя встреча со Смирновым. Но без распоряжения на арест… – он сделал паузу, мучительно подбирая слова, – наши руки связаны.

Бобков поднял брови и бросил на подполковника такой взгляд, от которого даже уверенный Гордеев слегка побледнел, напоминая студента, провалившего экзамен перед строгим профессором.

– Что значит «невозможно», товарищ Гордеев? – голос Бобкова звучал вежливо и спокойно, но в нём была та сдержанная ярость, от которой присутствующие инстинктивно сжались в креслах. – Насколько я помню, у вас достаточно полномочий для задержания подпольщиков. Или вы сомневаетесь в своей компетентности?

– Нет, товарищ генерал, – быстро и твёрдо ответил Гордеев, понимая, что шагать назад уже некуда, – в компетенции не сомневаемся. Но дело в том, что проект Конотопова запускал лично Юрий Владимирович Андропов. Нам нужна его виза, чтобы провести арест без последствий для себя. Это соблюдение регламента.

Бобков раздражённо хмыкнул и откинулся на спинку кресла, с презрением глядя поверх голов сотрудников.

– Регламент вам мешает, – язвительно произнёс он, словно пробуя на вкус нелепость этого слова. – А регламент мешал Конотопову снимать грязь и распространять её среди партийных работников? Или его фильмы теперь укрепляют социализм?

В кабинете повисла тягостная тишина. Никто не решался спорить, хотя все понимали абсурдность ситуации.

Неожиданно молодой лейтенант поднял руку, словно школьник, боящийся вызвать гнев учителя.

– Разрешите, товарищ генерал? – неуверенно сказал он, избегая взгляда начальника.

– Что ещё? – нетерпеливо бросил Бобков, махнув рукой, будто отгоняя назойливое насекомое. – Только кратко и без красивостей.

Лейтенант откашлялся, взглянул на лежащее перед ним досье и начал решительно:

– Дело в том, что товарищ Конотопов находится под покровительством некоторых влиятельных лиц из ЦК, в частности товарища Смирнова. Нам известно, что через проект проходят большие деньги, и они не только остаются здесь, но и уходят за границу. Поэтому наши коллеги опасаются последствий такого ареста.

Бобков тяжело вздохнул, словно этих слов он и опасался. Затем медленно встал, подошёл к окну и долго смотрел на улицу. Там, внизу, по серой Москве ехали машины, шли прохожие, даже не подозревая, какие решения принимаются за стенами этого здания.

– Что ж, – наконец сказал он, не поворачиваясь, – вы, оказывается, знаете больше, чем я предполагал. Приятно, что вы разбираетесь в тонкостях политики. Жаль только, что не проявляете такую же расторопность в деле.

Голос звучал тихо и ровно, но так грозно, что присутствующие едва заметно вздрогнули.

– Поймите, товарищи, – продолжил он ледяным тоном, – наша задача не в том, чтобы бояться последствий, а в том, чтобы эти последствия создавать для других. Раз уж вы так внимательны к регламентам, завтра я лично получу санкцию Андропова. И можете не сомневаться – завтра этот «деятель культуры» и все, кто с ним связан, на себе почувствуют всю строгость наших инструкций.

Он медленно повернулся и жестом показал, что совещание окончено. Сотрудники молча встали и, быстро попрощавшись, вышли, оставив генерала наедине с тяжёлыми мыслями.

Оставшись один, Бобков снова посмотрел в окно и тихо, почти самому себе, повторил с мрачной уверенностью:

– Завтра я им устрою.

Фраза прозвучала так, будто даже старый Дзержинский с портрета одобрительно кивнул в ответ.

Вернувшись домой, Михаил и Ольга молча готовились к приходу друзей, ощущая себя странно растерянными в привычной квартире. Даже воздух здесь казался другим, будто комната заранее впитала настроение предстоящего расставания. Михаил расставлял тарелки и стаканы спокойно и сосредоточенно, избегая взгляда на Ольгу, чьё лицо выглядело бледнее обычного. Она медленно нарезала хлеб и овощи, напряжённо стараясь отвлечься от тяжёлых мыслей.

– Ты держись сегодня, – тихо попросил Михаил, осторожно касаясь её плеча. – Они и так всё понимают. От слёз легче не станет.

– Я знаю, – тихо ответила Ольга после паузы. – Просто мы уезжаем, а они остаются. Кто знает, когда увидимся снова? Я боюсь, Миша, это не временное расставание, а что-то совсем другое.

– Не накручивай себя, – мягко сказал Михаил. – Обязательно увидимся. Мир не такой уж большой, как кажется отсюда.

Первым в дверь позвонили Алексей и Светлана Бармалейкина. Последняя бросилась к Ольге с отчаянными объятиями, будто та улетала навсегда. На глазах Светланы блестели слёзы.

– Ну, девочки, – попытался снять напряжение Алексей, снимая пальто, – давайте хоть до стола дойдём, прежде чем заливаться слезами. Я женских слёз боюсь больше всего на свете. Начинаю теряться и говорить глупости. Однажды в театре Света так расчувствовалась, что я случайно утешал соседку, потом долго оправдывался.

Улыбки вышли натянутыми и грустными, словно даже шутки сегодня звучали не вовремя.

Вскоре раздался новый звонок. Вошли Сергей и Елена, теперь молодожёны, чья жизнь только начиналась. Обычно сдержанная Елена сразу обняла Ольгу и тихо вздохнула, пытаясь не расплакаться.

– Никогда бы не подумала, Оля, – шептала Елена, прижимая к себе подругу, – что вы с Мишей на такое решитесь. Всегда казалось, останемся вместе до конца, ну или почти. А тут вдруг так быстро, так окончательно. Искренне рада за вас, только внутри так щемит, что слов нет.

– Хватит уже, Леночка, – тихо ответила Ольга, поглаживая её по спине. – Не плачь, а то все заразимся, а Алексей опять растеряется и станет утешать кого-нибудь не того. Нам ведь и без того непросто.

Сергей протянул Михаилу руку, внимательно и серьёзно посмотрев ему в глаза:

– Миша, я не мастер говорить красивые речи на прощание. Просто знай: всё, что ты для нас сделал, и всё, через что мы прошли вместе, навсегда с нами. Главное, чтобы вы там, в Париже, помнили – здесь вас любят и ждут. Если вдруг решите вернуться, будем рады.

– Не сомневайся, Серёжа, – сдержанно улыбнулся Михаил. – Проще забыть себя, чем тех, кто был рядом в самые безумные моменты жизни.

Последней пришла Катя. Обычно она приносила в компанию веселье, но сегодня выглядела непривычно тихой и растерянной.

– Простите, что задержалась, – тихо сказала Катя, снимая пальто. – Думала, приду и стану шутить, как всегда, но оказалось, что не знаю, как вести себя сейчас. И смешно, и грустно одновременно.

Все расселись за столом. Несколько минут никто не решался нарушить молчание. Наконец, не выдержав, Алексей постарался разрядить атмосферу воспоминаниями:

– Помните, как впервые собирались смотреть наш фильм? – осторожно начал он, стараясь отвлечь друзей. – Как вы тогда боялись, что ничего не выйдет, а в итоге вся Москва только об этом и говорила. Вот тогда и стало понятно, что без Михаила Борисовича нам никуда: актёр, режиссёр, сценарист, дипломат и