Внедроман. Полная версия - Алексей Небоходов

– Потому что иногда власть боится потерять контроль даже над такими простыми вещами. Для неё любой, стремящийся к свободе, – уже угроза. Нам повезло, Серёжа, мы оказались умнее и сильнее системы. Но многим везло меньше.

Ольга снова тихо сжала руку сына и прошептала:

– Главное, страшное уже позади. Впереди другая жизнь и никаких проверок.

Они приблизились к последнему пункту перед посадкой. Михаил мечтал поскорее покинуть этот аэропорт, оставив навсегда удушающую атмосферу советского контроля. Но впереди оставался ещё один шаг, и его нужно было сделать уверенно.

Когда они вошли в салон самолёта, Михаила накрыло облегчением, будто тёплой волной. Он невольно задержался у входа, огляделся и осознал, что свобода уже близко. Воздух салона был сухим и казался искусственным, словно специально заглушал запах советской реальности.

Михаил указал Ольге и Сергею на свободные места у окна. Им повезло: места были тихими и уединёнными, создавая иллюзию защищённости. Ольга первая села, поправляя складки пальто и сумки. Сергей устроился рядом, слегка робея. Михаил занял место у окна и посмотрел наружу. Серые облака сгущались над взлётной полосой плотной, непрозрачной завесой.

Когда двигатели тихо загудели, пальцы Михаила сами собой нашли руку Ольги. Он сжал её ладонь, без слов выражая благодарность за то, что она рядом и выдержала всё до конца. Ольга ощутила этот жест и тихо спросила:

– Ты волнуешься, Миша? Всё самое страшное позади, но я всё ещё боюсь поверить.

Михаил улыбнулся, не поворачивая головы, словно боясь выдать взглядом больше, чем хотелось:

– Уже не волнуюсь, Оль. Осталась лишь усталость. Я слишком долго ждал, чтобы сейчас сомневаться. Ещё немного – и мы почувствуем, как всё это остаётся позади, как небо уносит нас отсюда. Ты сама скоро это почувствуешь.

Ольга слегка кивнула, и Михаил почувствовал, как её пальцы крепче сжали его ладонь. Она повернулась к Сергею и тихо, доверительно сказала, успокаивая не столько сына, сколько себя:

– Серёж, скоро мы окажемся в Париже. Там будет совсем другая жизнь, другой мир. Огромные площади, светлые улицы, люди, живущие иначе. Я читала, Париж – город художников и поэтов, тех, кто не боится мечтать. Я уверена, тебе там понравится, потому что ты такой же: любишь смотреть на мир открытыми глазами и веришь в лучшее. Там мы сможем быть собой, наконец-то честно и без страха оглядываться, бояться, что кто-то нам помешает.

Сергей внимательно слушал мать. Постепенно напряжение уходило с его лица, уступая место искренней детской мечтательности, долго спрятанной под взрослыми тревогами. Он осторожно улыбнулся и почти шёпотом спросил:

– Мам, правда, что там можно свободно гулять, читать любые книги, смотреть любые фильмы? И никто не спросит, почему ты думаешь иначе, почему не такой, как все?

У Ольги перехватило горло от искренности сына, но она ответила уверенно, словно повторяя давно заученные слова:

– Да, Серёженька, именно так. Никто не задаст вопросов, на которые не хочешь отвечать, никто не заставит тебя быть другим. Ты сможешь найти друзей, которые примут тебя таким, какой ты есть. Это самое ценное, что мы получим там – настоящую свободу.

Сергей улыбнулся уже увереннее, впервые за весь этот день ощутив себя защищённым. Михаил, слушая их разговор, почувствовал, как в его груди отпускает последняя тяжесть.

Он осторожно повернулся к Ольге, продолжая сжимать её руку, словно боясь выпустить хрупкое чувство покоя, и тихо сказал:

– Я всегда боялся момента, когда не смогу вас защитить, когда мои силы закончатся. Но сейчас вижу, что напрасно. Мы выдержали самое сложное испытание. Впервые за долгое время я не думаю о завтрашнем дне. Я просто знаю: пока мы вместе, нам нечего бояться.

Ольга ответила долгим взглядом, полным нежности и благодарности, и в её глазах он увидел глубокую веру в то, что теперь всё будет иначе.

Сергей неожиданно произнёс, слегка краснея от откровенности:

– Спасибо, мама, папа, за то, что не сдались, за то, что сделали это для меня. Не знаю, смог бы я так выдержать, но теперь верю – у нас всё получится.

Михаил осторожно улыбнулся и снова посмотрел в окно. Снаружи сгущались облака, будто стараясь скрыть их от чужих глаз, дать им спокойно отправиться в будущее, которого они так долго ждали.

Самолёт медленно двинулся, оставляя позади серое здание Шереметьево. Михаил наблюдал, как бесцветная земля становится всё дальше, превращаясь в воспоминание, похожее на забытый сон.

Он всё ещё сжимал ладонь Ольги и почувствовал, как она чуть дрожит. Повернувшись к ней, тихо спросил:

– Оля, ты чувствуешь? Всё это остаётся здесь. Жизнь, в которой мы вынуждены были бояться, оглядываться на каждый шорох – она сейчас растворяется на этой полосе. Я столько ждал этого момента, представлял его, а сейчас не знаю, что сильнее – облегчение, счастье или странное недоверие, будто боюсь, что в последний миг нас остановят.

Ольга тепло улыбнулась и ответила спокойно и нежно:

– Миша, сейчас нас уже никто не остановит. Мы заслужили право на счастье и свободу. Я столько раз представляла это, а теперь даже не верится, что боялась его. Сейчас хочу только одного – чтобы самолёт наконец оторвался от земли и унёс нас туда, где мы будем жить так, как мечтали.

Сергей слушал родителей, слегка улыбаясь. Впервые он не чувствовал себя маленьким, а скорее взрослым и уверенным. Он наклонился к матери и тихо произнёс, немного волнуясь:

– Мам, теперь точно всё будет хорошо. Мне спокойно от того, что мы вместе и смогли дойти до конца. Сейчас я уже ничего не боюсь, даже если самолёт тряхнёт или случится что-то ещё. Главное, мы выбрались. Теперь мы справимся со всем – лишь бы всегда оставаться вместе.

Ольга нежно посмотрела на сына, её глаза наполнились светлым волнением. Она наклонилась к нему, осторожно погладила по голове и тихо сказала, почти на ухо:

– Серёжа, ты даже не представляешь, как много значишь для нас с папой. Всё, что мы делали, все эти сложные и порой страшные решения – ради твоего будущего, ради того, чтобы ты мог свободно выбрать свою дорогу. Я смотрю на тебя и понимаю, что все тревоги были не зря. Мы сделали это, сынок, и теперь уже почти там, где нам больше никто не навредит.

Михаил слушал их тихий разговор, чувствуя, как внутри медленно уходит последняя тяжесть. Он снова перевёл взгляд в окно. Самолёт медленно, словно огромная птица, выруливал на взлётную полосу, поворачиваясь к длинной серой ленте.

Двигатели набирали обороты, вибрация усилилась, и Михаил ощутил, как сердце забилось с новой силой,