Фантастика 2025-166 - Августин Ангелов

взбунтовался, поскольку 25 мая Троцкий издал приказ чехословацким военным сдать оружие, грозя расстрелом любому из них, кто откажется разоружаться. Выполняя распоряжение Троцкого, эшелон на вокзале Сызрани встретил отряд красноармейцев, командир которого потребовал от чехословаков сдать оружие. Но прибывшие, наоборот, разоружили красноармейцев, оккупировав вокзал и прилегающие к нему кварталы, включая воинские склады с оружием и боеприпасами, что позволило мятежным чехословакам занять там прочную оборону.

Объявив захват Сызрани белочехами очень серьезной угрозой, 30 мая 1918 года Куйбышев, как председатель губревкома, объявил город Самару и Самарскую губернию на осадном положении. С этого момента все большевики и пролетарии, находящиеся на территории губернии, считались мобилизованными в Красную Армию. А уже на следующий день для защиты города от чехословацкого корпуса в Самару с фронта прибыли красные отряды бойцов-интернационалистов: латышей, венгров и даже китайцев.

Но, весь этот заслон, выставленный на левом берегу Волги и насчитывающий до пятисот штыков, белочехи смели, успешно атаковав при поддержке наскоро забронированного поезда, затрофеенного в Сызрани. Таким образом, врагам удалось захватить железнодорожный мост. А попытка отбить его с помощью вооруженного парохода Волжской флотилии «Фельдмаршал Суворов» ничего не дала, кроме безуспешной артиллерийской перестрелки речного корабля с бронепоездом. В результате чего пароходу пришлось отступить, вернувшись в Самару.

Тем временем, эшелоны чехословацкого корпуса, прибывшие в Сызрань следом за первым, позволили белочехам, получив значительное подкрепление, оккупировать уже весь город. Одновременно белоказаки Дутова продолжали свирепствовать в Николаевском уезде, вырезав у села Семеновка больше ста коммунаров сельскохозяйственной коммуны «Труд». А в Самаре штаб продолжал готовить город к обороне. Проводились занятия по военной подготовке с новобранцами, население привлекли для рытья окопов, на площадях устанавливали орудия.

2 июня, сочтя положение Самары очень опасным, Куйбышев и комфронта Яковлев приняли решение эвакуировать значительный золотой запас, часть золотого запаса России, находящийся в городе. На пароход «Фельдмаршал Суворов» ночью погрузили слитки золота почти на 60 миллионов и наличных денег почти на 30 миллионов. И корабль с этим драгоценным грузом отбыл в Казань, где потом, седьмого августа того же года, золото захватили белые отряды полковника Каппеля.

Через день в предместье Самары у станции Липяги произошло сражение между красными отрядами и передовыми частями белочехов, прорывающимися с запада, вдоль железной дороги со стороны Сызрани. В той битве погибло больше тысячи человек, но белочехи, поддерживаемые огнем своего бронепоезда, все-таки прорвались к городу, хотя и застряли на некоторое время возле реки Самарки, на берегу которой отчаянно сопротивлялись китайские интернационалисты. Но и они продержались менее суток.

Отступающие бежали, расстреливаемые белочехами в спины из пулеметов. В результате этой бойни погибли командир интернационалистов и командир городского ополчения. А Куйбышев принял решение эвакуироваться со своим штабом на бронированном и неплохо вооруженном катере «Струя» в Симбирск, хотя сил в городе все еще оставалось достаточно для обороны. Но, благополучно добравшись до Симбирска и сообщив об этом в центр, Куйбышев получил от Троцкого приказ немедленно вернуться и продолжить руководство сопротивлением. Боясь ослушаться приказа и прослыть дезертиром, Валериан вынужденно возвратился обратно. Но, время уже было упущено.

Воспользовавшись отсутствием городского начальства, анархисты снова подняли мятеж. Выпустив из тюрьмы своих арестованных сторонников и вооружив их, они вступили в перестрелку с теми большевиками, которые не покинули город, в отличие от собственных руководителей. Вот только, красноармейцы уже знали о бегстве своего начальства, а потому их боевой дух оказался подорван. Кое-как отбившись от анархистов, которые сбежали в сторону Смышляевки, красные уже не смогли организовать отпор белочехам, ворвавшимся в Самару на бронепоезде. И через сутки после возвращения Куйбышеву пришлось во второй раз бежать из города, оборону которого он возглавлял. А в это время на главной городской площади анархисты и присоединившиеся к ним меньшевики вместе с правыми эсерами объявили в Самаре свою власть, то есть разгул анархии. Но, разгул этот оказался совсем недолгим, поскольку утром 8 июня новую власть в городе установили белые, расстреливая не только большевиков, но и анархистов вместе с меньшевиками и эсерами.

Такая вот неприятная история приключилась с Валерианом Владимировичем. Не сумел он удержать город, да и товарищей подвел. Ведь белые перебили тогда почти всех из местного партактива, кого он бросил на произвол, не взяв с собой на катер. Ай, как же нехорошо вышло! И я подумал: «А не припомнить ли ему это?»

Еще в эту минуту, разглядывая Куйбышева, я думал о том, что в команде руководителей СССР, которую я пытался сформировать ради эффективности дальнейших преобразований, обязательно нужен толковый и управляемый экономист, через которого можно корректировать экономическое развитие страны. Глеб Максимилианович Кржижановский, один из авторов знаменитого плана электрификации страны ГОЭЛРО, занимающий должность председателя Госплана, разумеется, был отличным специалистом в своей области. Но, от очень тесного сотрудничества с ним меня останавливало то, что происходил он из семьи поляков. Следовательно, он мог в любой момент заговорить со мной на польском, который был родным языком Менжинского, но который я, будучи попаданцем, не знал. И мне совсем не хотелось оказаться в глупом положении.

Ни с кем, кто мог бы удивиться моему внезапному склерозу по поводу владения иностранными языками, я старался близко не контактировать. И потому все подобные контакты я решил для себя строго ограничивать, не общаясь даже с родными сестрами, с которыми у Менжинского имелись достаточно неплохие отношения. Менжинский же считался настоящим полиглотом, но не я. Как только личность Менжинского была полностью поглощена моей, так и эта его способность исчезла. И это обстоятельство могло меня опосредованно выдать. Во всяком случае, окружающим такая перемена могла показаться не менее странной, чем мое чудесное выздоровление после целого букета хронических заболеваний, которыми Менжинский страдал до моего попадания в 1928 год.

Мне совсем не хотелось вызывать лишних подозрений, поскольку я и без того знал, что вызываю отвращение у некоторых деятелей, которые сильно завидовали, что Сталин назначил преемником меня, а не их. А уж про врагов, вроде Троцкого, я даже не хотел думать в этом контексте. Дорого они дали бы, чтобы получить доказательства тому, что Менжинский, оказывается, не настоящий! Но, фигу им, не дождутся!

Глава 23

Разговор с Куйбышевым я все-таки начал с напоминания о делах десятилетней давности, сказав:

— Как же так получилось, Валериан Владимирович, что перед сдачей Самары вы не эвакуировали партийный актив, а сами, при этом, эвакуировались вполне благополучно?

Было видно, что тема для Куйбышева весьма неприятная, поскольку он опустил глаза, а на лице вспыхнул нездоровый румянец, распространившийся до самых ушей. И Валериан