Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

* * *

– Пойдем, мин жель, развеемся немного! Сегодня вдова Якобс свой дом для молодежи открыла, вино есть, а какие девочки там будут – восторг!

Фёдор даже и не задумался – кивнул раньше, чем слова Руди дослушал. И как тут не согласиться? Тяжко сейчас в палатах, тошно, невыносимо, ровно черной пеленой все кругом покрыло, затянуло, и света под ней нет, и радости.

После убийства боярина Данилы царица ровно сама не своя, то молится, то рыдает, то снова молится.

Боярыни ближние рядом носятся, хлопочут, ровно курицы, крылышками хлопают, слезы ей вытирают, все ж люди, все понимают – больно бабе. Хоть и царица она, а больно. Сына она любит, брата любила. Мужа уж потеряла… а кто еще у нее остался?

То-то и оно, что никого более. Раенские – родня, конечно, а только не так уж, чтобы сильно близкая, ими сердце не успокоится.

Сначала думали было отбор для царевича перенести, да и свадьбу, а только царица быстро одумалась. Ногой топнула, сказала, что внуков увидеть хочет! И Данила б того же хотел!

Плохо, что не женат был дядюшка. Как ни пыталась матушка его оженить, все отказывался да отнекивался, увиливал да изворачивался. А теперь вот и совсем помер, рода не продолжив.

И этого ему сестра тако же простить не могла.

Выла ночами, тосковала, на Феденьку срывалась по поводу и без повода, а то и при нем рыдать принималась – тяжко!

– Пойдем, Руди!

Руди тоже тяжело гибель приятеля перенес. Тосковал о веселом дружке Данилушке, хоть виду и не показывал, старался. Фёдор знал, ради него друг себя превозмогает, ради него улыбается, веселья ищет. Чтобы уж вовсе тяжкой плитой на плечи горе не легло…

– Собирайся, мин жель. Говорят, весело будет.

А что Фёдору собираться? Только в наряд лембергский переодеться.

* * *

Рождественский пост.

Веселиться-то хочется, а все питейные заведения и закрыты. И бордели закрыты.

Грех это.

Нельзя.

Разве что с черного входа, потихоньку, крадучись… Что ж это за радость такая? Когда ни музыки веселой, ни танцев лихих, ни подшутить над кем…

Это для лембергцев и джерманцев такое хорошо, они там все ровно вареные, веселиться не умеют. А Феде и радость не в радость, когда все тихо кругом.

Ну так можно ведь извернуться. Кто веселья желает, тот его завсегда найдет, равно как и свинья – грязи. На лембергской, джерманской, франконской улочках вдовы свои дома для молодежи открывают. Вроде как и все прилично – вдова за порядком приглядывает.

А что там уж творится, какие охальности да вольности – то никому неведомо.

На всякий случай и комнатки вдовы готовят, где с кроватями, где и с тюфяками соломенными. Так молодым и это в радость, им и на полу б жестко не показалось.

Сидят, в фанты играют, в карты, винцо попивают, шуточки шутят…

Росские вдовы, конечно, так тоже могут. А только вот риск велик.

Соседушки-змеюшки уши навострят, донесут попу, а там и стражу ждать недолго. Хорошо, когда откупишься, а как не получится деньгами дело решить? На площади под кнутом стоять? Страшно…

А с иноземцев какой спрос? И так всем известно – грешники они, дикари. И молятся не пойми на каковском. Вот у нас все ясно, как говорим, так и к Богу обращаемся. Он же Бог, ему ж наши мысли и так ведомы. А они?

Дикари, ясно же!

Лопочут себе что-то непонятное, одно слово – немтыри! Нет бы по-человечески разговаривать! Потому и спроса с них поменьше, чем с православных, ясно же – неразумные.

Вот вдова Якобс свой дом и открыла.

И кого тут только не было!

И лембергцы, и франконцы, и молодняк из россов, кто поживее… иных Фёдор и сам знал, иные в масках пришли. Сначала танцы были.

Фёдор нескольких девушек приглашал, а все ж не то. Устя и красивее, и стан у нее тоньше, и улыбка нежная, и ручки маленькие. А эти… корявые они какие-то, неудачные, неудельные, и пахнут не тем, и смеются, ровно по стеклу ножом ведут. Все не то, все не так.

Общество веселое, музыка хорошая, радостно кругом, и выпивка отличная – все, кроме девушек, Феде нравилось.

Фёдор отправился было поближе пообщаться с бутылками, но там его Руди нашел.

– Мин жель, это Марта. Дозволь ей с тобой потанцевать?

Марта Фёдору, пожалуй, приглянулась тем, что не была она на Устю похожа. Вот ничем, ни в малейшей черточке своей.

Устя рыженькая да статная, а эта чернявая, как галка, и формами, что тот комод. Что спереди, что сзади, на платье миску поставить можно, так щи не прольются.

Раньше Фёдору такие формы нравились. До Устиньи.

Может, и сейчас на что сойдут?

Обнял Марту, раз прошелся в танце, два, потом за дверь ускользнул, которую девушка указала… раздеваться не стали. Она только юбки задрала, а он штаны приспустил.

И… ничего!

Опять ничего!

Что девушка перед ним, что камень, мхом поросший!

Фёдор сразу не сдался, девушка тоже, но минут через десять разозлился он так, что глаза из орбит полезли. А тут и трость под руку подвернулась, рука сама размахнулась… Марта, такое увидев, завизжала да вон вылетела, а Руди в комнату помчался.

Фёдора перехватил, скрутил…

– Что ты, мин жель? Что не так?

Фёдор бился и рычал, на помощь Руди прибежал невесть откуда взявшийся Михайла, вдвоем принялись уговаривать, Михайла и вообще ему в руку бутылку сунул, откуда и взял?

Бесценный человек!

Через полчаса Фёдор и успокоился…

– Все не так, все не то! Не Устя это!

Руди с Михайлой за его спиной переглянулись.

И возраст разный у мужчин, и опыт, и страны, и характеры, а мысль сейчас одна и та же мелькнула.

Ну да!

Станет тебе боярышня по темным углам шататься да юбки задирать перед первым встречным!

А жаль… как сейчас все проще было бы!

* * *

Михайла Фёдора чуть не лично в кровать уложил. Руди уехал – дела с вдовой Якобс улаживать да с девицей рассчитаться за испуг да беспокойство, а Михайла остался. Фёдор его у постели посидеть попросил, вот и сидел парень.

Он уже не помощник, нет. Хоть жалованье ему какое и платят, а отношение другое.

Не просто он так себе Мишка-шпынь! Царевичев друг он!

Михайла дотронулся до мошны на поясе.

Смешно даже…

С полгода назад ему бы для счастья и надо не было ничего иного! Деньги есть, безопасность, можно к дружкам завалиться, погулять всласть,