"Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 - Дмитрий Валентинович Янковский

цепких объятий сна было не просто – утомленное тело словно вросло в замшелую лавку, но ощущение нараставшей тревоги все же заставило поднять тяжелые веки. Слух пытался уловить направление опасности, но лес бросался лишь привычными звуками ночной маяты. И все же что-то не так! Видать все же добрался, проклятый…

Молодой Жур грохнулся на колени, руки судорожно шарили по влажному земляному полу, пытаясь отыскать заброшенный меч. Хотя против оскаленного черного ужаса это не более чем портняжная игла, но умирать надо с оружием, все же не курица и не бык на бойне.

Косая дверь отлетела от пинка как щенок, даже взвизгнула громко и перепугано, Жур вырвался в ночь широко расправив плечи, готовый встретить любую опасность острием меча. И умереть… Да, умереть он приготовился в первую очередь – лучше один раз полыхнуть яркой зарницей, чем всю жизнь горбить плечи! И именно в этот миг, до боли устав бояться, Жур стал иным. Из закаленного в испытаниях крепыша с неустойчивой совестью, он превратился в грозную силищу, где во главе не раздутые мышцы, а стальная, несгибаемая воля.

– Ну иди сюда, тварь окаянная! – сощурившись прошипел он во тьму. – Выходи, поглядим что у тебя есть окромя грозного вида!

И замер… Но на этот раз не от страха. Глаза вычленили из черного кружева веток высокую серую тень – огромный всадник в блекло-сером булате выехал к избе на сером, как волк, скакуне. Совершенно бесшумно, будто утренний ветер вынес клочья тумана с реки. Ни ветка, ни прошлогодний лист не хрустнули под копытом, ни один ремешок не скрипнул, даже черненое серебро сбруи ни разу не звякнуло в тишине.

– Он жив. – коротко бросил незнакомец, повернув к Журу сверкающую личину шлема. – Мне был нужен не он.

Жур медленно опустил меч, понимая, что драки не будет, а если бы и была, то уж больно короткая.

– Значит он найдет меня… – следом за острием меча опустилась и буйная голова. – Никуда мне не деться! Либо смерть… Либо еще хуже.

– Всегда есть способ освободиться. – сухо ответил витязь. – Всегда! Зло подчиняет себе лишь тех, кто сам в силах творить его.

Он развернулся, подняв с земли вихри опавшей листвы и конь без единого звука растворился во мгле, только падали, падали иссохшиеся по жаркому лету листья.

Зло подчиняет себе лишь тех, кто сам в силах творить его… Значит можно освободиться… Нужно… Только надо спешить, пока Громовник не добрался досюда. Надо успеть… И тогда все.

Жур обогнул избушку, наткнувшись на разоренный дровяной сарайчик. Кое что есть, а нам много не надо! Он сразу откинул приглянувшуюся ветвь, руки, обжигаясь занозами щепы, сгребли мелкий хворост в охапку и вскоре растрескавшаяся печь выпустила первые струйки сизого дыма.

– Гори, гори ясно… – сухими губами нашептывал Жур. – Чтобы не погасло…

Он подождал языков огня, счастливо улыбнулся и снова вышел наружу, поднять припасенную ветвь. Ветка была тяжелой, с красивой рогатиной на конце. Юноша печально оглядел лес, будто прощаясь, большие лохматые звезды заиграли в блестящих глазах, рука до хруста сжала рогатину и Жур шагнул в темноту избы, уже освещенную разгоравшимся пламенем.

Рогатина полыхнула в огне, словно ее полили добротным маслом, сначала огонь с наслаждением сожрал кору, затем острые сломы веток полыхнули желтыми язычками, зашипели и раскалились рубином углей. В самый раз…

Жур деловито достал из огня ветку, рывком сбив жадное пламя, дрогнувший воздух старательно раздул яркие угольки, сделав ветку похожей на голову улитки со светящимися на рожках глазами. Юноша поднес рогатину к самому носу, словно глядел в жутковатое лицо неведомого существа, а потом это существо коротко и сердито ударило его углями в глаза.

В глаза дул бодрящий днепровский ветер, ласкал словно нежные девичьи руки, приятно холодил щеки, разогретые румянцем давних воспоминаний. Уже давно страшные раны не напоминали о себе болью. Привык. Стерпелся.

18.

Жур усмехнулся, вспомнив жуткую ярость Громовника, когда тот узрел у печи распростертое тело с кровавыми дырами вместо глаз. Не успел. Боги всегда помогают сильным и смелым.

В припадке гнева Громовник собрался уж было размозжить голову беспомощному товарищу, да не стал, пусть, мол помучается, поживет калекой. А как узнал, что меч в Днепре, чуть вовсе не лишился рассудка, зарычал, обернувшись зверем и с воем унесся в ночь. Больше о нем ничего не было слышно, да и некого, в общем-то, было расспрашивать.

Волхв возвратился в избу, уверенно перешагнув через поваленный стол, руки подхватили пару поленьев и те полетели в печь, затрещали, поддерживая угасавший огонь. Надо бы похлебки сварить, а то в пузе скоро начнется голодный бунт.

Густой полумрак избы не разжижался игравшим на поляне солнечным светом, так и висел внутри – мрачный, тяжелый, как толстое пыльное одеяло. Надежные резные ставни плотно вжались в проемы окон, отгородив и защитив то, что внутри, от того, что снаружи. Жур пошарил в углу, забитом зимней одеждой да прочим тряпьем, отыскал нужное и массивный охотничий лук знакомо лег в руку, порадовав ладонь теплым отглаженным деревом. Он и пах так же знакомо, волнующе – лесом, солнцем, легкой дорожной пылью, что висит в знойном степном воздухе до самого виднокрая. И свободой.

Волхв поднял моток тетивы, не спеша размотав туго свитую жилу, крепкая петля плотно улеглась в назначенную ей бороздку и натянувшийся без видимого усилия лук застонал напрягшимся деревом, вбирая мощь крепких рук. Ремень наполненного колчана удобно устроился на плече, а через распахнувшуюся со скрипом дверь настойчиво позвал лес, приглашая к доброй охоте – голоса сотен птиц слились в игривый переливчатый гомон, где-то ближе к реке заворочался заяц на лежке, а совсем рядом, в половине версты, осторожно хрустнуло веткой оленье копыто.

Жур улыбнулся и чуть заметная тропка повела на север, в самую чащу окружавшего леса. Прелая листва приветливо стелилась под ногами, как толстый ковер под княжьей поступью, ветви восторженно махали зелеными платочками, шумели, посвистывали в трепещущих струях теплого ветра, словно тысячная толпа радостно встречала старого знакомца.

Волхв полной грудью вдохнул густой травяной пар, сочившийся к небу прозрачным потоком, душа словно слилась с этим лесом, с этой землей, приютившей когда-то одинокого юношу. В лесу он всегда чувствовал себя лучше, казалось каждый кустик, каждая травинка стараются дать ему частицу собственной жизненной силы, той неукротимой силищи, которая заставляет нежный цветок пробиваться сквозь плотно подогнанные камни мощеных улиц. Особенно чувствовалась эта поддержка, когда мир заполняла жуткая боль и черная, безысходная слепота.

Слепота заставляет