Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

залетный из Европы или упомянутый Синицей змей огненный? Впрочем, не змей — тот по вдовицам в основном, его девицы не интересуют. Упырь скорее — эти любят через форточки пробираться. Не дай Бог, залетный из Европ вампир — очередного международного скандала не хотелось.

— Прилетает к Верочке, к моему ангелу, другой ангел, — уверенно сказала Лапшина. — Дмитрий Ясный сокол.

Светлана, решавшая, как аккуратнее сообщить об упыре, замерла:

— Что, простите? — Такого поворота она не ожидала.

Лапшина подалась вперед:

— Дмитрий Ясный сокол прилетает к Верочке через форточку. Я видела в замочную скважину: светловолосый, глаза яркие, как смарагды, красивый, как ангел.

— Вы имеете в виду цесаревича? — Светлана напомнила очевидный факт: — он же погиб в «Катькину истерику». Десять лет назад. Вместе со всем императорским семейством.

Впрочем, не со всем семейством — слухи ходили разные. Говорили, что старшие дочери уцелели, только попрятались от кромешников, боясь обвинений в язычестве, как обвинили их мать.

— А то вы кромешников да князей не знаете. Не выгодно никому, чтобы цесаревич выжил, а убить мальчонку рука не поднялась. Уже сколько лет говорят, что жив цесаревич, только сидит в тюрьме или заколдован. Я и поняла, что прилетает к Верочке именно он — сюда царская семья часто приезжала. Любили рыбачить тут. Эти места любили. А сейчас аккурат десять лет прошло с гибели царской семьи. Дмитрий Ясный сокол и вырвался из тюрьмы, ищет того, кто расколдует его. Восемнадцать ему исполнилось, как и Верочке. Самое время трон возвращать. Вот он и к Верочке прилетел. Помогите, Светлана Алексеевна. Век вас не забуду, молиться за вас буду. Помогите Верочке и Дмитрию Ясному соколу. Все говорят — грядет что-то. Домовые, банники да овинники попрятались. Нечисть добрая…

Светлана даже вздрогнула от такого странного словосочетания, но Дарью Ивановну ничего не смущало:

— … вся ушла прочь. Грядет что-то. Ведьма тут пророчила: придет семья царская. Я и боюсь, что приедут кромешники и порешат Дмитрия Ясна сокола. Помогите, прошу…

Светлана сдалась под напором Лапшиной, замороченной упырем:

— Конечно, помогу. — Проще самой разобраться с «Ясным соколом», чем развеивать сказки, в которые купчиха истово поверила. — Он часто прилетает?

— Каждую ночь.

— Тогда сегодня и решим все. — Светлана встала и пошла к сейфу, в котором хранились зелья и осиновые колья. — Только, Дарья Ивановна, мне помощь от вас понадобится.

Та все так же истово поклялась:

— Все, что угодно, ваше благородие. Все сделаю, все выполню. Ради Верочки и её счастья.

Светлана достала из сейфа и положила перед Лапшиной пакет с острыми железными лезвиями:

— Во-первых, надо в каждую дверь и в каждое окно, кроме спальни Веры Ивановны, вставить по четыре лезвия. Как в сказке про Финиста.

— Сделаю, — быстро кивнула Лапшина.

— Во-вторых, саму Веру Ивановну, чтобы не мешала разговорам с… Ясным соколом… Нужно усыпить крепко-накрепко. — Разрыв связи между упырем и жертвой крайне болезненный, иногда к смерти может приводить. Дарью Лапшину бы тоже усыпить, но не согласится ведь — она из тех, кто хочет все сам контролировать. Светлана подала Лапшиной небольшой бутылек черного аптекарского стекла. — Выпоите на ночь Вере Ивановне двадцать капель. Спать уложите в комнате без окон — любая кладовка подойдет, главное, чтобы дверь крепкая была. Еще…

Светлана вернулась за стол и, стараясь не шипеть от проснувшейся боли в правой ладони, еле-еле написала требование предоставить городового на ночь в дом Лапшиной.

— Держите. — Светлана протянула бумагу. — Обратитесь в полицейский участок — вам выделят городового.

— Зачем? Не лучше сохранить это в секрете?

— Не удастся. — Светлане пришлось лгать: — если это цесаревич, то после его превращения обратно в человека, надобно его представить властям, чтобы замолчать факт его возвращения не удалось. Городовой именно для этого и нужен: он подтвердит факт превращения Ясного сокола в человека.

Лапшина кивнула, сложила записку и сунула её в рукав платья:

— Тут же схожу в участок, попрошу пристава Громова выделить лучшего городового.

Светлана улыбнулась — кажется, сегодня от хвостомоек никуда не убежать:

— Я приеду к вам ближе к полуночи. Не забудьте: нужно усыпить Веру Ивановну, везде вставить лезвия, кроме её спальни, саму Веру Ивановну уложить спать в безопасном месте.

— Все сделаю, не извольте сомневаться, — сказала Лапшина и, взяв с собой лезвия и бутылек, пошла прочь. Уже в дверях она неуверенно обернулась: — это ведь точно Дмитрий Ясный сокол, да?

Светлана лишь сказала:

— Узнаем. — Оказывается, упырю не удалось до конца заморочить голову Дарье Ивановне.

Лапшина задумчиво кивнула и вышла. В узкую щель закрывающейся двери просунулась девичья рука, и на пороге кабинета возникла та самая корзина со всем свежим с огорода… Дверь тут же захлопнулась, и в коридоре раздался быстрый перестук каблуков — Лапшина еще и бегать умеет. Вот не верят некоторые в искреннюю и беззаветную службу чиновников.

Аромат копченой курицы сводил с ума. Светлана выдержала лишь полчаса, а потом сдалась — обулась, переложила конверт с деньгами из корзины в карман мундира, заняла у Ерофея Степановича целковый под небольшой процент — грош в день, выпросила у него же зонт и направилась в храм. Там точно есть те, кому продукты, принесенные Лапшиной, нужнее, тем более что сегодня положено раздавать милостыню. Сама Светлана никогда и ни за что не опустится до взятки. Только не она. Ей нельзя переступать эту грань, иначе уважать себя она перестанет.

Дождь продолжал лить. От него не спасал даже зонт — порывы ветра быстро намочили мундир. Юбка противно липла к ногам, в туфлях хлюпала вода — тротуары превратились в ручьи. Корзина тяжело оттягивала руку, хорошо, что идти было недалеко. Площадь перед храмом была пуста, только перебежками от храма и до извозчиков, а кто побогаче до магомобилей, спешили редкие прохожие. Даже уличных торговцев едой не было видно. Только мокли на паперти нищие да калеки. Крик юродивого: «Грехи! Грехи наши тяжкие!» протяжно разносился во все стороны.

Светлана остановилась на миг перед храмом, перекрестилась, как положено, раздала на паперти содержимое корзины и робко вошла — каждый раз она боялась, что её оттолкнут и попытаются прогнать. Местный юродивый сегодня её не заметил и не схватил за руку, крича от боли. Сейчас он в одной мешковине на голое тело стоял на коленях и, до красна растирая веки грязными руками, плакал. Хотя быть может это